Холодные глаза

Встав с дивана, я доплелся до ванной и старательно умылся. Не знаю, что я ожидал увидеть в зеркале, но увидел себя, почти нормального. Ничего особенного на моем лице не было. Может, усталость, мешки под глазами, но, мне кажется, эти самые мешки у меня были всегда из-за моей худобы. По правде говоря, я всегда выглядел слегка помятым жизнью. Будь я героем американского сериала, при встрече со мной другие герои подмечали бы: «Джонни, ю лук лайк э шит», и я соглашался бы.

Примерно с минуту я просто смотрел на свое отражение. Мозг, похоже, снова заработал, потому что перед глазами то и дело возникали виденные мной лица мертвых людей. В действительности я мечтал когда-нибудь посмотреть на такое – тела, настоящее хладнокровное убийство, и именно поэтому я так рвался в этот проклятый дом. Я вырос на лучших детективных сериалах, историях, журналистских расследованиях. Я был влюблен в свою профессию, потому что чувствовал в себе силы стать тем человеком, который займется в нашей республике настоящей журналистикой, будет копаться в грязном белье политиков, совать нос в любое дурно пахнущее дело. И это чувство только крепло от осознания того, что нашелся ресурс, готовый давать задания. Я должен был лишь ждать своего шанса. Дождался. Вот об этом я и мечтал. Мечтал стать частью большой истории, большого расследования. Но что я получил в итоге? Угрозы, оскорбления, холод… Ну и четыре мертвых тела.

До вчерашнего дня я был уверен в том, что готов такое увидеть. Я же с детства играл в компьютерные игры, в большинстве которых убивал сотни монстров, солдат и в некоторых случаях давил жителей вымышленного города чисто по приколу. Я читал книги и видел настоящие реальные фотографии жертв насилия. Я изучал все это фанатично, и мне казалось, что мертвые люди – это естественная, обязательная часть любого классического расследования. «Дело не дело, если нет тела», – говорил я, когда мои однокурсники хвастались, что пишут какой-то интересный материал, но не об убийстве. Я ждал и искал эту возможность. Ждал, пока судьба подарит мне романтику детективного приключения. А сейчас, стоя у зеркала в вонючей грязной ванной, пристанище паутины, плесени и тараканов, я смотрел на свое лицо, по которому текли слезы, и не мог понять, почему, откуда они взялись. Меня никто не бил и не обижал, оружие в мою сторону не направлял, я не испытывал какой-то настоящей, искренней жалости к жертвам… Как любому нормальному человеку, мне было их жаль, но они мне не родня, это незнакомые мне люди. Жаль, что их убили. Обидно. Ужасно даже на мгновение ощутить, через что они прошли, что чувствовали в последние секунды своей жизни. Меня выворачивало от одних только попыток мысленно встать на их место, но они не были дорогими для меня людьми. Просто незнакомые мертвые четыре человека. Зачем я плачу? Над чем я плачу? Я не ощущал, что грудь моя сжимается от боли. Не было кома в горле. Я не злился, но все равно плакал навзрыд. А когда слезы закончились, просто захотел прилечь.

Я вытер лицо, как-то прерывисто вздохнул. Руки дрожали. Высморкался и умылся еще раз. Ничто не помогало мне собраться. Все, что я смог выдавить из себя, было:

– Блядь… – И мне стало легче. Я повторил более смачно, будто вкладывая в это единственное слово все, что чувствовал: – Блядь! Сука!

Да, мне определенно стало легче. Я не поклонник того, чтобы выплескивать эмоции через ругань или разбитую посуду, но единственное, чего я хотел сейчас, – это орать и материться. На секунду мне захотелось еще, как в фильмах, врезать кулаком по зеркалу, чтобы оно треснуло, чтобы на раковину закапала кровь с моего окровавленного, но мужественного кулака, а я бы брутально смотрел в свое искаженное отражение в осколках, не обращая внимания на порезы. Соблазн был велик, и я даже сжал кулак, но вдруг осознал единственную важную в данный конкретный момент мысль и произнес:

– Это не кино. Нет ничего романтичного в мертвых людях, – и после этого едва слышно рассмеялся. Вопреки желанию, на раковину капнула не кровь, а очередная слеза с кончика носа. Но я продолжал тихо смеяться, вздрагивая от спазмов в груди, мотая головой и повторяя: – Нет ничего романтичного в мертвых людях.