Холодные глаза

– Если не учитывать некоторых придурков, которые пишут всякую чушь, то в остальном мне насрать, что там в новостях. Мне мешает только начальство. Вот кого-кого, а их точно пугает мнение общественности. Им кажется, что то, что они три раза в день звонят, ебут мне мозг, орут в трубку, должно как-то помочь в раскрытии. И, кстати, вот что я понял в конце концов, – сказал он, глубоко вздохнув. Затем встал из-за стола, как будто собрался под конец произнести тост: – Они все это делают для себя. Каждый из нас. Ты – чтобы получить просмотры, премию, славу. Твое руководство – чтобы заработать на твоем труде. Мое начальство звонит не чтобы помочь советом, они звонят, чтобы жопы свои успокоить. В надежде, что я скажу, что решил их проблему. Ну или обосрут меня, потому что им надо на ком-то отыграться.

Мы вышли из кафе и сели в машину. Заур завел ее и сказал:

– Самовнушение. Им кажется, что этими звонками они делают все что можно. Вместо того чтобы отправить сюда ко мне еще двадцать человек. Все эти общественники, звезды, проститутки – это все самопиар. Лимон в глаза прыскают, потом включают камеру и называют нас бездарями. Сидя на своей жопе на диване за миллион рублей, требуют, чтобы мы раскрыли преступление! – Он не скрывал ярости. Не похоже было, что ему плевать на происходящее вокруг этого дела в интернете. – Типа, я тут сижу и жопу протираю. Они получают свои эти лайки-шмайки, рейтинги поднимают. И только я тут внутри этого… этого всего. Я и несколько бедолаг, которые даже нормального образования не получили. Ты видел опрос свидетелей? – Он врезал по бардачку, и тот открылся. Вынул какие-то старые выцветшие бумаги, будто бутафорию из полицейских сериалов на НТВ. – Видел? Я – баран, но шесть ошибок в одном предложении не делаю! Вот с кем я работаю в разных горных аулах. Не все такие, но многие. А еще местные… Увидят мужика в погонах – и не только русский язык, аварский тоже забывают. Так что я понял, что лучше просто работать. Делать, делать. Получится – раскрою, не получится – ну, блядь, не получилось. – Он пожал плечами. – А что? Я делаю, что могу, с тем, что у меня есть. Если захотят – пусть увольняют. Но мало кто сможет делать то, что делаю я, и показывать такие цифры. Тем более в горах, в таких условиях.

– Цифры?

– Процент раскрываемости.

– И какой он?

– Хороший, – усмехнулся Заур и продолжил тихо смеяться: – Ну… почти такой же, как официальный. В целом все, конечно, мягко говоря, приукрашено, но мало кто дотягивает, как я, до официальных цифр.

Машина медленно спускалась по заснеженной дороге обратно к гостевому дому.

– Не Шерлок Холмс, конечно, но свою работу я знаю. И если я что-то чувствую, то чувствую. Насчет этих… – Он указательным пальцем ткнул вперед, и как раз за поворотом показался наш временный полицейский участок. Людей там опять стало больше. Появились несколько человек с камерами. Я искренне пожалел полицейских, стоявших там на холоде с самого утра среди агрессивной толпы. – Чувствую, в этой охотничьей истории есть какие-то дыры. Не клеится. Не знаю, что за хуйня, но что-то не клеится. Я почти двадцать лет в этой суете и чисто на опыте чувствую, когда пиздят. По лицу вижу.

Мы почти подъехали, когда я увидел настоящее напряжение в глазах Заура. Своим волчьим взглядом он смотрел на толпу. Или на кого-то конкретного в ней.

– Что за… твою мать… Все-таки приехал! – выругался Заур и, кое-как припарковав машину, вышел из нее и поспешно направился в сторону зевак.

Навстречу ему шел огроменный мужик лет тридцати пяти, два метра роста и сто двадцать килограммов мышц, с идеальной черной бородой. Он растолкал всех, пытаясь пробиться к Зауру, и следователь точно так же разорвал сцепку своих подчиненных, идя навстречу гиганту. Эти два поезда должны были столкнуться, но, когда между ними оставалось метра полтора, Заур крикнул:

– Только попробуй сделать еще один шаг!

Гигант остановился, кинул взгляд за спину Заура на гостевой дом и свирепо, как оскалившийся волк, выдавил из себя короткий вопрос:

– Он там?

– Нет там никого!

– Вы его взяли! – заорал мужик.

Я к этому моменту уже успел выйти из машины и, осторожно встав за спинами полицейских, посмотрел ему в лицо. Мощная челюсть, густые брови, красные, полные гнева глаза. На всякий случай я отступил еще на шаг назад. Полицейские тоже, мягко говоря, храбростью не искрились. Об этом говорили их нерешительные взгляды, вопрошающие друг у друга, как именно устав велит действовать в случае начала чего-нибудь.

– Никого. Мы. Не взяли, – как можно более внятно ответил на обвинение Заур.

– Я войду внутрь, – сказал мужик.

– Не войдешь. Здесь моя юрисдикция.

– Мне похуй чья. Я войду внутрь и порву его очко. – Гигант сделал шаг.

В ту же секунду Заур, чью сноровку ввиду наличия большого живота можно было бы поставить под сомнение, выхватил пистолет и пустил в небо две пули, а затем направил дуло под ноги мужику.