Холодные глаза

Однако и там, на пляже, я продержался недолго. Мысли о селе N не отпускали меня. Нужно было с кем-нибудь это обсудить. Но единственным человеком, готовым выслушивать мое нытье, был шеф, который полчаса назад в очередной раз предложил мне не возвращаться туда. С женой я никогда те события не обсуждал. Мы оба знали, что моим осознанным решением было оставить эту ношу себе. Мысль о том, что кто-то, а тем более жена, будет чувствовать хотя бы десятую часть того, что чувствовал после того дела я, заставила меня отказаться от любой помощи со стороны. Я решил, что лучше эту заразу оставить в себе и приглушить, насколько это возможно. Мизинец и безымянный палец едва заметно пульсировали, и под этот внутренний ритм я пытался найти спокойствие. В теории вид на море должен был помочь, но на практике мне разок-другой захотелось утопиться. Ненадолго. Утопиться так, чтобы убить ту часть мозга, которая хранила информацию о зиме пятилетней давности.

Пришла в голову тупая мысль. Вначале я собирался ее отсечь, но затем понял, что все к этому, наверное, и вело. К этой тупой мысли. Других вариантов не было. Кроме того, все хорошее и плохое в моей жизни начиналось, как правило, с тупой мысли, и потом далее, по цепочке…

– Гребаная цепочка, – пробормотал я, покачал головой и стукнул кулаком в офисную дверь, на которой висела табличка «ЗАУР БАГОМАЕВ».

– Только по записи! – прозвучало из-за двери.

Знакомый грубый тон, будто эхо из прошлого. С момента нашего прощания мы больше не виделись, но знали друг о друге из новостей, из газет. Мы оба мелькали в СМИ довольно часто, однако около года назад Заур пропал из информационного пространства. Все, что я смог выяснить у его коллег, – это адрес. Точнее, номер кабинета в большом офисном здании.

«Это я, Арсен, журналист», «Это я, тот, кто раскрыл главное убийство в истории Дагестана!», «Это я, тот городской нытик»… Я продумывал остроумный ответ, но дверь отворилась раньше.

– Ха! – Заур неожиданно расплылся в улыбке. – Гвоздь в жопе! – А вот это был уже знакомый мне Заур.

– Салам алейкум, – сказал я и попытался изобразить что-то похожее на улыбку. Что получилось по факту, не знаю.

– Ваалейкум ассалам! Заходи, – ответил он и, грубо схватив меня за руку, втащил в кабинет.

Я сказал бы, что эта каморка мало чем отличалась от кабинета журналиста. Стопки бумаг, запах пыли вперемешку с запахами давно не очищавшегося кондиционера. Маленькое окошко, служившие для того, чтобы пулять оттуда окурками и иногда проверять, что снаружи – день или уже ночь.

– Ну как? – спросил он и с грохотом опустился в свое дерматиновое (от дерматина там не осталось почти ничего) потертое кресло.

– Что? – спросил я.

– Это. – Он кивнул куда-то в воздух, вероятно, имея в виду жалкое подобие рабочего кабинета.

Я окинул взглядом все четыре стены и ответил:

– Норм. А что это? Вас перевели в город?

– Это кабинет, а я уволился. Около года назад. Садись. Чай-май?

– Нет, спасибо, не буду. Жарко, – ответил я и сел по другую сторону стола.

– Будешь. Чай в жару самое то. В Дербенте не был, что ли? – спросил он, но это был риторический вопрос. Имелось в виду, что любители пить чай в любую погоду всегда жили на юге республики. – Ты не против, если я закурю?

– Нет.

– Ты еще не начал?

– Начал и бросил.

– Хм. – Он смерил меня взглядом. Вероятно, я заработал уважения на один балл. Тот самый балл, который пытался заработать в день нашего знакомства у участкового Каримдина, ответив ему так же. – Значит, покоцала-таки жизнь?

– Как там, в горах, больше не коцала, – ответил я спокойно.

Он, задумавшись, кивнул. Мы немного помолчали, делая вид, что увлечены бардаком на столе, а потом он сказал:

– Юрист теперь я. Точнее, буду, если всю эту хуйню изучу. – Он показал на стопку распечаток.

– Будете сдавать экзамен?

– Не. Какой, блядь, экзамен?! Уже нарисовали все, что нужно. Тупой я просто. Ни хуя не понимаю в этом. А жить, сука, надо. Двадцати тысяч пенсии маловато.

– Не скучаете?

– Знаешь, что я делал этот год?

– Пытались отдохнуть, но поняли, что не можете не работать в органах? Я много об этом слыш…

– Бухал я, – перебил он. – Отдыхал и бухал по-черному. Это был настоящий пиздец. В хорошем смысле слова. Турция, Египет, Болгария. Честно сказать, неплохо отдохнул и ни одного дня, я тебе за слова отвечаю, ни одного дня не скучал по работе. Но одна проблема. Бабки нужны. За год я просрал полтора ляма, все мои накопления, но оно того стоило. Каждый день я вспоминал о том, через какой пиздец я прошел во время войны, а потом когда был следаком. И это дело Хабиба… – Он замолчал и покачал головой. – Бухать начал. Больше, чем хотел, но столько, сколько надо, чтобы выкинуть все это из башки.

– Алкоголь не лучший помощник, – прокомментировал я так просто, чтобы участвовать в разговоре.