Холодные глаза

Мы услышали смех Булата, и от этого стало еще больнее. Наш сын был последней нитью, скреплявшей этот брак. Всякий раз, приближаясь в наших конфликтах к красной линии, мы вспоминали о нем и возвращались к статус-кво. И в этот день он продолжал играть, не зная, что сегодня будет ночевать без отца. Хотя они ложились спать без меня сотни раз… но этот раз был каким-то другим. По крайней мере, для меня.

– Хорошо, вы точно все обдумали? – Имам посмотрел испытующе на нас обоих.

– Да, – ответили мы почти одновременно.

– Все, что нужно от мужа, – это сказать три раза: «Я с тобой развожусь».

– Понятно.

– И еще. Аллах дает вам возможность снова быть вместе. После этих слов ты сможешь вернуть ее обратно при обоюдном желании. И затем еще раз. Асия, сестра, – обратился он к ней. – Если после вашего развода пройдут… три твоих…

– Я поняла, – перебила она.

– Да. Вы в разводе с того момента, как он скажет тебе эти слова три раза прямо сейчас. После того как три раза пройдут твои женские дни, ты, не дожидаясь возвращения мужа, можешь выйти за другого. Аллах мудр в своих решениях. Он дает вам шанс вернуться друг к другу несколько раз, ведь всякая вещь может быть сказана в гневе, необдуманно. А может быть, время, что вы проведете по отдельности, поможет вам лучше все увидеть, взвесить и, возможно, что-то исправить в себе. Скажу вам прямо: большинство пар жалеют о разводе. Надеюсь, пожалеете и вы и вернетесь друг к другу. Для этого у вас есть около трех месяцев. Подумайте хорошенько. Если вдруг у вас появится желание воссоединиться, вы можете сказать это друг другу прямо, но перед этим попытайтесь понять, в чем была ваша ошибка в прошлый раз. Что можно в себе исправить, чтобы этого не повторить.

– Насчет сына… – промямлил я, но был перебит:

– Ребенку желательно остаться с мамой, если в этом нет угрозы для его веры.

Вероятно, имам имел в виду, что лучше выбрать ту сторону, в которой ребенок будет воспитываться по канонам ислама, и это, очевидно, история не про меня. А вот угроза для веры – это как раз мой случай.

– Как вы договорились?

– С мамой, – ответил я, избавляя Асию от необходимости отвечать.

– Хорошо. Сестра, ты не имеешь права запрещать ребенку видеться с отцом столько, сколько им нужно, не ущемляя твои права на ребенка. Конечно, можно запретить встречи через суд, но помните, – он указал пальцем вверх, – единственный суд, который имеет значение, – это суд Аллаха над нами. Не ущемляйте друг друга в правах. Помните о том, что у вас есть ребенок и вы оба нужны ему одинаково, – завершил он свою речь, затем пожал мне руку и покинул нас.

Я же хотел сказать ему вслед: «То, сколько наш брак продержался, это как раз заслуга ребенка».

Мы оказались с Асией наедине. Нам вдруг стало неудобно друг перед другом, как бывает неудобно молодоженам, оставшимся впервые наедине после бракосочетания. А может, мы уже почувствовали себя чужими. Мы боялись сказать лишнее слово, сделать лишнее движение, боялись смотреть друг на друга, а в это время смех нашего сына разлетался эхом по всей мечети. Я все тянул, а она неподвижно смотрела себе под ноги. Я подумал о том, что она красива, как в первый день нашего знакомства, а о чем думала она, я не знаю. После третьей капнувшей на ковер слезы Асии я услышал:

– Все, я готова.

Детский смех накрыл нас вновь.

– Я с тобой развожусь. Я с тобой развожусь. Я с тобой развожусь.

Больше я не имел права находиться с ней наедине. Она не была моей женой. Собранные еще несколько дней назад вещи кое-как влезли в багажник и на заднее сиденье. Потребовалось десять заходов, чтобы все это затолкать в теперь уже не отцовскую, а мою «приору», и все это делалось под задумчивым взглядом ребенка, который только в конце решился спросить, уборку ли я затеял. В некоторым смысле он был прав. Да, пожалуй, это уборка.

Пока гребаные документы лежали в шкафу, мне казалось, что у меня дома не так уж много хлама, но когда багажник еле закрылся, я понял, что слегка перегибал палку, беря работу на дом. Самое смешное, что девяносто пять процентов всего этого – макулатура. Тем более при наличии интернета, но такое случается, когда ты работаешь на госструктуры и замминистра печати, курирующий ваш ресурс, уже перешагнул семидесятилетний рубеж. Ну и, может, дело в генах, мой отец – знатный собиратель: «А вдруг пригодится?»

Обливаясь потом и оглядывая машину, мгновенно заполнившуюся запахом бумаги и пыли, я вдруг понял, что наша газета – это Россия в миниатюре. Какой президент, такая и страна. Какой куратор, такой и канал, и раз он любит бумагу больше электронных файлов, то и, сука, семьдесят три сотрудника нашего ГБУ должны любить бумагу.