Холодные зори

Егор Тихий — опытный рассказчик. Он умеет так повернуть, что вроде бы и рассказ продолжается, и собеседника «приструнит». И это понял Василий. Тихий же теперь опять ровным голосом продолжал:

— А то и полиция заводская вмешается. Людей теснить, зачинщиков, кто голос смел подать и всю благодать испортил, искать начнет.

Он опрокинул стопочку, заел огурчиком, рукой молча показал Василию: можешь погодить, мол, не пей своего. Вытер большим платком носовым сивоватые усы и снова заговорил:

— Да, так вот об этом случае. Говорит как-то молодой мастер Грабов своим сотоварищам: «По цехам акционер ходит, конторщики шепчутся, директора сменят, может, этот новым будет. Надоело, браты, перед ними картуз ломать. Если в обед пожалует — обед нам и по заводскому распорядку положен, — не вставайте. Сидите, будто никто и не входил!»

Так все и произошло. Было пасмурно. Сквозь грязь и копоть на оконных стеклах свет со двора еле-еле просеивался, и темновато было в цеху. Словно в погасших костерках в лесу, в стылых горнах тускло мерцали иссиня-бурые огоньки. Шлепая начищенными штиблетами по цеховой грязюке, прошествовала свита, сопровождая будущего акционер-директора. Работая на холостом ходу, легонько гудели и повизгивали трансмиссии, лениво похлопывали изношенные брезентовые ремни, деловито вполсилы сопела паровая машина.

В сумеречной полутьме, молча жуя свой хлеб, сидели рабочие.

«Обедаете, братцы?» — в некоторой растерянности визгливо выкрикнул новый и смущенно смолк.

Никто из рабочих не встал. Никто не ответил на нелепый вопрос. А попробуй обвини рабочих в бунте: обеденное время, и каждый по закону занят своим.

Цеховое начальство подозвало Грабова. Тот медленно поднялся и не спеша пошел. А тут и обеденное время истекло. Рабочие поспешили к своим местам. Запыхтели прессы, завздыхали горны, взвыли трансмиссии, тяжело, натужно засопела паровая машина, застукотили молоты, забегали от горнов к котлам нагревальщики. В этом шуме и полном к нему безразличии, стоя посреди цеха, переминался с ноги на ногу новый заводской властитель. Постоял, постоял и понял, что его здесь никто не захотел заметить. С тем и покинул цех со всею своей свитою.

А неделей позже вызвали Грабова в контору за расчетом.

«Сменный мастер в цехе не нужен, а иных вакансий нет». Хитрые и жесткие правила найма на наших Волжских заводах. Мы, нанятые, не можем отказаться от службы до истечения срока найма, но пароходное управление, акционерное общество и дирекция завода имеют право отказать нанятому во всякое время, а «никаких возражений со стороны нанятого лица — так гласят правила — не допускается».

Помнится, Василий искренне был удивлен, как это он, Егор Евлампиевич, и в возрасте уже солидном, а такую память имеет, даже документы наизусть читает. Приятно было все это слышать от паренька. Умница! Но надо было заканчивать рассказ.

— Так вот хороший мастер остался без работы. Ворохнулось, правда, и тогда подозрение у цеховщины, что кто-то заушничает. Но подумать на своих никто не посмел. Разве кто-либо спьяна лишнего сболтнул? Про то как узнаешь? Так это дело тогда и забылось. А Грабову, ты верно сказал, пришлось с семьей уехать из слободки. — Тихий привстал, еще более наклонился в сторону Василия и длинной могутной своей рукой похлопал парня по плечу. И словно бы подмигнул, глаза его молодо блеснули, а на лице появилась добрая улыбка. — Вот я и хочу сказать: человек-то куда сложнее, чем металл. По одному цвету щек или там блеску глаз не определишь, когда он мягок, когда тверд, а когда просто-напросто подлец подлецом. — Тут он помолчал, поднес к мясистым своим губам до краев наполненную стопку, но пить снова не стал.

Тепло, по-отцовски, посмотрел Егор Евлампиевич на притихшего Василия и понял: паренек ждет пояснений. Так на вот, прими мои нравоучения.

— А веду я, друг мой хороший, все к одному: беречь мы должны настоящих, нужных делу людей, будь он простой рабочий, мастер или заезжий студент. Нужна такая рабочая спайка, чтобы не только доброму совету друга последовать, но и суметь, если что не так, грудью встать на его защиту да еще и других за собой поднять. — И словно бы между делом сказал: — Хочу тебя спросить: крепко дружишь с Масленниковым? По глазам вижу, что крепко. Вот и хорошо, помни: его слова — что мои, принимай как самые важные, а что поручит — выполняй, браток, без оговорок, зря он тебя не потревожит.

Вот теперь он решительно поднял стопку и чокнулся со стопкой Василия, а опрокинув ее, смачно крякнул и стал закусывать.

— Спасибо вам за угощение и добрый совет, — с чувством сказал, ставя порожнюю стопку на стол, Василий. Он спешил на завод: скоро его смена.

Тихий только помахал ему в ответ рукой.

Крепко задумался Василий над его словами. Надо, видно, уметь находить в своей среде провокаторов-доносчиков.

И вот что Егору Евлампиевичу неделей позже рассказал Масленников:

— Ну и быстр на науку Василий Адеркин. Ведь что удумал. Решил испытать в тот же вечер, когда с тобой встречался, своего напарника, тоже, как и он, теперь электромеханика Афанасия Низова.