Он с трудом уговорил товарищей по дружине, и они не отправили его домой, а уложили на лужайке неподалеку от моста. Когда начался митинг, Сергей Сергеевич, превозмогая боль, поднялся. И теперь призывно и громко звучал его чистый и мощный голос. Рабочий гимн подхватили сначала несколько, потом с десяток голосов. Рабочие дружины стройными колоннами направились к главной улице. За ними хлынули потоки людей, участников этого первого столь массового «заседания» революционного клуба под открытым небом.
Казаки гарцевали в отдалении, солдаты стояли в полном своем снаряжении у выхода из поселка в сторону ярмарки. Полицейских на улицах не было. Люди начали группами растекаться по своим домам. Дружинники длинной цепочкой растянулись вдоль шоссе, сосредоточив на фланге, обращенном к роте солдат, свою ударную силу.
В надежных руках богатыря-дружинника Александра Розанова на длинном древке призывно развевалось на ветру красное знамя, внушая веру в неминуемую победу рабочего дела.
14. СЛОВО БОЛЬШЕВИСТСКОЙ ПРАВДЫ
По воле рабочих и вопреки властям после Первомая начала на практике осуществляться свобода собраний. Люди в первые дни даже как-то и не заметили и не оценили силу этой новой своей победы. Они просто-напросто без боязни, открыто и большими группами отправлялись отныне на места сборов, слушали ораторов и горячо высказывали свое мнение и свои требования к хозяевам.
До глубокой ночи горели большие костры. Выступали ораторы из губернии и даже из Питера, участники этих клубов под открытым небом громко спорили, обсуждая свою жизнь.
Пением боевых революционных песен заканчивались эти костры. Всякое собрание невидимо для его участников охранялось дружинниками.
Жизнь бурлила ключом. Одно событие накатывало на другое.
Электрики остановили динамо в самый разгар лета. Так они отмечали полугодие со дня расстрела рабочей мирной демонстрации у Зимнего в Питере.
Представители Совета рабочих уполномоченных в тот же день сделали заявление дирекции Волжских заводов о том, что общезаводская стачка не прекратится, пока из поселка не будут выведены казаки и рота солдат. На размышление и принятие мер Совет давал администрации трое суток.
Ночная смена точно по гудку встала на свои рабочие места. Но в основном все заняты были изготовлением оружия.
Яков Смычков отливал в литейном, при участии Грача из модельного, оболочки для бомб, в кузнице готовили тяжелые железные кругляши в виде небольших гирек для метания из-за укрытий.
Многие из молодежи ладили себе финские стальные ножи. Наждаком надраивались невесть каким образом попавшие в цеха охотничьи берданки. Их разбирали, тщательно чистили, смазывали. Тут же готовили крупную и мелкую дробь для охотничьих ружей-дробовиков.
А на следующий день повсюду было расклеено обращение акционеров и дирекции к рабочим, где объявлялось о закрытии заводов на неопределенное время, в связи с большими убытками, понесенными акционерным обществом от стачек. Рабочих приглашали получить по цехам полный расчет.
Расчетные книжки.
Константин Никанорович Адеркин с нескрываемым удивлением рассматривал свою расчетную книжку. Один из верных людей заводского начальства, мастер — золотые руки, он и в день траурной демонстрации вместе с Павлом Александровичем и еще двумя надежными людьми обеспечивал, чуть ли не один дежуря у щита и в машинном, сносный режим работы на станции, пробыв там и утреннюю и вечернюю смены, пока в ночь не вернулись к работе и все остальные. Не мог он за даровую хозяйскую водку и бесплатный харч — колбасу и коврижки черствого хлеба — дать согласие остаться и после его закрытия на заводе, чтобы вместе со сторожами и пожарными не допустить в цеха рабочих.
Противно стало Константину Адеркину и стыдно за них и за свою администрацию. Плюнул он на все предложения Павла Александровича — потребовал со всеми другими расчет.
Вот и смотрит теперь в свою расчетную книжку и на те гроши, что высыпали ему чуть ли не медяками. И это в окончательный, за все старания и верную службу!
«Гады ползучие», — горело в душе Константина Никаноровича. Даже за падаль эту, Низова (надо же было ему тогда поручиться за него по просьбе Павла Александровича в ссудно-сберегательной кассе, а он невесть куда исчез!), и за него полностью всю взятую там сумму удержали теперь с Адеркина. И сам он был должен — когда дом этот откупал да устраивал, не все еще успел выплатить. Вот и остался на бобах, с одним кукишем в кармане.
Словно оплеванный, стоит Константин Никанорович над своей рабочей книжкой, оставшись и без работы и без денег. И только за то, что не стал подлецом, не пошел шпарить кипятком, травить собаками, бить ломами, рубить топором, словно мясник бараньи туши, своих же товарищей рабочих.
Пришел со своей книжкой и Василий.
— Получай, отец, смотри, все хрустящие да серебро. Не забудь серебро-то заново перевесить, не то, подлецы, обманули небось, медью разбавили.
Василий бросил на обеденный стол рядом с отцовскими одну косую, шесть гривен серебром и целую горсть меди.