Холодные зори

Через окно бокового коридора выбрались из школы члены штаба. Сочалов громко и нервно отдавал распоряжения. Маринка и Дарья не сумели проникнуть в здание. Дружинники отыскали запасный черный ход, и вместе с ними сестры попали в подвал.

Сраженный осколком снаряда в грудь, Григорий Борман лежал возле кухонной стены неподалеку от двери. Когда Маринка склонилась над ним, он еще был жив. Холодные капельки пота выступили на его высоком лбу. Дарья Степанова встала на колени, чтобы ближе разглядеть рану, из которой медленным ручейком, пульсируя и пузырясь, вытекала кровь.

— Потерпите, родненький, — шептала Даша, — вас царапнуло железкой, ранка небольшая, крепитесь, все пройдет.

Раненый с трудом приподнял тяжелые веки. Глядя на сестер милосердия помутневшими от нестерпимой боли глазами, с трудом захватывая сухими, уже синими губами воздух, Борман прошептал:

— Перед смертью, сестренка, не надо лжи.

Вскоре он скончался.

Почернев от страданий и вздыбленной взрывом пыли, Григорий Борман лежал с остекленелыми глазами, и тело его быстро коченело, покрываясь серовато-бледной синевой.

Дарья Степанова побежала за носилками, а Марина обмыла намоченной из фляги ваткой запекшуюся кровь возле ранки, собрала на его груди разодранную рубаху и стала искать, чем бы накрыть покойного с головой, так как закрыть ему глаза она не сумела.

Начались работы по откапыванию жертв варварского артиллерийского обстрела.

Дарья вернулась, волоча носилки. Сестры милосердия уложили на них начпрода Григория Бормана, и два дружинника вынесли его на улицу. Когда из госпиталя под непрерывным орудийным, пулеметным и ружейным обстрелом сюда сумел добраться Викентий Викентьевич, тело Бормана, схваченное на улице еще и морозом, совсем окоченело.

Фирсан Баков, теперь уже за старшего, с подручным пареньком из ремесленников разыскивал по домам на чердаках, в сараях или отрывал прямо от пола в сенцах пустых домов доски для гробов.

В один общий гроб положили останки так и не опознанных двух женщин, баррикадных поварих, с большими усилиями откопанных дружинниками.

Останки третьей так и не удалось найти. Стопудовой плитой рухнула сюда площадка первого этажа. Такой тяжести никто теперь поднять не мог.

В ответ на особо злонамеренный, коварный удар по школе, что повлек сразу столько жертв, на баррикадах приняли решение нанести ответный удар по врагу.

Самодельная пушка стреляла теперь почти без отдыха.

Конторщик Терехин сменил старичка-подносчика Ипатыча, обессиленного бессонными ночами и непомерными для его возраста усилиями, а Василий Масленников часто стал подменять Ивана Федотова. Весельчак и балагур Миша Крохин утратил все признаки веселости и оптимизма. Боевой дух и энергию в нем теперь поддерживала одна лишь неистребимая ненависть к врагу, которая росла от одного вражеского, снаряда к другому. Его не заменяли ни разу. А снаряды в орудие подавались замковым по-прежнему точно, без секунды заминки.

Пушчонка, отлаиваясь от солидных и веских ударов полевых орудий, к великому сожалению баррикадных артиллеристов, никак не могла достать огневой позиции врага и перенесла свои удары в сторону пожарного сарая, разворотив одним снарядом полок с бочкой, сорвав другим кровлю с оплота пожарников, но сами пожарники успели расползтись по домам. Урон, причиненный маломощной баррикадной артиллерией, был и тут минимальный.

Пытались бить по заводоуправлению, попадания не были точны. Наконец поступило распоряжение Кочурина стрельбу прекратить, беречь снаряды на крайний случай.

Взрыва каланчи штаб не одобрил, хотя там и был нанесен явный урон противнику, да к тому же и враг там был не только остановлен, но и обращен в паническое бегство.

Однако в штабе лелеяли мысль о переносе самодельной пушчонки на каланчу, откуда она, возможно, достала бы до орудий. Теперь этот план окончательно погиб.

Правда, баррикада стали из-за последствий взрыва еще выше. С нее теперь открывался круговой обзор местности. Это затруднило маневр противника. В штабе замыслили использовать ее личный состав для вылазки к орудиям противника. Дмитрий Курсанов лично получил задание штаба. Для командования бомбометателями ему были приданы: бывалый подпольщик, отважный дружинник Александр Аметистов и лихой экспроприатор-разведчик Борис Черняев. С ними Курсанов отбыл на свой участок обороны.

И в это время царские солдаты, под прикрытием артиллерии порезав проволоку и расчищая проходы, ринулись по Шоссейной, в сторону главной баррикады.

Опытная, хорошо вышколенная рота очень быстро преодолела первый намеченный рубеж и вклинилась сажен на пятнадцать в глубь рабочей обороны. Там она сразу же стала окапываться. В прорыв устремились усиленные орудийные расчеты. Прямо на руках передвинули они сажен на десять — пятнадцать вперед обе пушки.

Со стороны бывшей пожарной каланчи неожиданно появился отряд бомбометателей, посланный Дмитрием Курсановым.