Холодные зори

Штаб снял все отряды с боевых рубежей. Некоторые из них в полном составе покинули поселок. Отступив организованно, они укрылись в соседнем уезде. Это уходили обстрелянные, проверенные в боях, надежные кадры грядущей новой, победоносной революции. Другие отряды были расформированы, и люди разбрелись по своим семьям. И для них не бесследно прошли эти дни. Участники вооруженной схватки не на жизнь, а на смерть с сильным, до зубов вооруженным и хорошо обученным врагом, они поняли, что, если подготовиться профессиональней, получше освоить военные знания и навыки и обеспечить себе союзников, прежде всего среди этих вот, ныне обманутых и слепо идущих на своих же братьев крестьян в солдатских шинелях, вряд ли удастся тогда сломить кому-либо могучую силу восставшего народа.

Великая сила гуманности продиктовала штабу дружины не применять большой разрушительной силы фугаса для уничтожения всей сотни казаков и шедшей впереди роты солдат, а взорвать его лишь для острастки и выигрыша времени, необходимого на отход штаба и снимаемых теперь с последних опорных пунктов дружинников.

Дмитрий Курсанов поднялся к Василию Адеркину с поручением штаба в тот момент, когда, почувствовав, что баррикадники перестали отвечать на их действия, солдаты смелее двинулись вперед, срезая проволоку, ломами выбивая столбики, освободив тем самым большую часть Шоссейной. И тогда с гиком и свистом, обнажив наголо сабли или стреляя на ходу из карабинов, лавиной ринулась на баррикаду казацкая сотня. Василий вовремя замкнул контакты индуктора. Раздался такой оглушительный взрыв, что вылетели все оконные рамы в этом доме. В клочья разнесло и костяк эскадрона конников, бились в предсмертной агонии лошади, валялись клочья, оставшиеся от доброй полсотни эскадрона. Погибли и бежавшие вслед за казаками солдаты и несколько полицейских.

Остальные отделались испугом и ранениями.

Остатки казачьего эскадрона закружились на месте. Они боялись, что где-то баррикадниками зарыт еще один фугас, а кони не шли ни вперед, ни назад, вконец испуганные страшной силы взрывом. Через некоторое время, когда дым и пыль рассеялись, с наблюдательного пункта штаба было ясно видно это замешательство казаков. Они положили коней и попрятались за ними, а солдаты поприжались к домам, опасаясь нового сильного взрыва. Было ясно, что быстрых действий с их стороны можно теперь не опасаться.

Василий Адеркин с Володиным и дядей Митяем смотали провода и сложили их вместе с индуктором в заранее припасенный мешок. Затем все поспешно выбежали на задний двор и стали пробираться в сторону тыловой баррикады. Там они застали Сочалова, Кисина, Кочурина, Болотова, Матушева и Ефросинью Курсанову.

Операцию со взрывом большого фугаса члены штаба одобрили: часть солдат и казаков уцелела, но войско противника получило необходимую острастку на будущее. Конечно, досадно, что в свое время не удалось вывести из строя поболе тиранов и мучителей, но в данной ситуации штаб рабочей дружины руководствовался принципами гуманности и не ставил перед боевиками задачи отместки.

Сочалов похвалил дружинников за службу, приказал Володину найти место, где можно было бы закопать индуктор, и быть свободным.

Васильку, отозвав его одного в сторонку, под самым строжайшим секретом Кисин сообщил, что местный комитет заранее предусмотрел на случай неудачи вооруженного восстания сохранить здесь революционное подполье во главе с Тихим, который на все время боевых операций сказался больным и не бывал ни на баррикадах, ни в штабе восстания, но держал с помощью жены и верной, увертливой связной Бардиной постоянные контакты с губернской партийной организацией. В его распоряжение теперь и поступал Василий, о чем знать должен только он один. Внимательно слушал Кисина Адеркин. А Кисину нравилась его сдержанность и сосредоточенность. Он видел, как в глубине обычно очень подвижных и озорновато-веселых глаз Василия тлели теперь лишь покрытые пеплом угольки большой озабоченности, непреходящей тревоги и еще — смертельной усталости. Его лицо было неузнаваемо серым, исхудалым, с землистым, больным оттенком, а губы, словно у тяжко раненного, ссохлись и потрескались. Перед Кисиным стоял глубоко потрясенный всем пережитым, но не сломленный горем повзрослевший молодой человек, опытный, обстрелянный боец социал-демократической партии большевиков России.

18. ШАБАШ ВЕДЬМ

С тяжелым сердцем, но полный решимости выполнить любое указание штаба рабочей революции, которое в новых условиях звучало скорее как просьба старших товарищей по партии, Василий Адеркин направился к доктору Корзанову.