Холодный день на солнце

– В последнее время нигде не переохлаждались?

– Ночевала в парке на скамейке, – отвечаю.

– Ну вот! Что и требовалось… – Она осекается. – То есть как это: ночевали в парке? У вас что, нет дома?

– Это было в чужом городе, – вру я.

– Тем более в чужом городе. Это же опасно! Вас могли ограбить, или собаки покусать, или… Да мало ли что могло случиться! – Она опускает голову, снимает и снова надевает очки. – Анализы будут готовы на новой неделе. Тогда я смогу сказать что-то определенное. Позовите следующую.

* * *

Иногда мне кажется, что где-то рядом бродит мой двойник. Что стоит мне завернуть за угол или войти в ближайшую дверь, и мы обязательно столкнемся. Но я не заворачиваю, оставляю дверь закрытой. Я не знаю, что мой двойник может сказать мне, и это пугает меня. Должно быть, она также боится и избегает меня. Мы идем навстречу друг другу вдоль перпендикулярных улиц и у самого перекрестка разворачиваемся и бежим в разные стороны. Никто не хочет встретиться с собой.

* * *

Над баром в Base Cafe висят черно-белые фотографии в рамках. На одной из них Джонни Депп в шляпе и очках. Мы с Мариной берем виски с колой. Люси от выпивки отказывается. Она ерзает на стуле и поглядывает на свою сумку.

– Как вы думаете, в туалете есть пожарная сигнализация? – спрашивает она.

– Делать им больше нечего, – отвечает Марина.

– Тогда я пошла. Кто со мной?

Мы мотаем головами.

– Ладно. Мне больше достанется. – Она проходит через зал и исчезает за дверью уборной.

– По-моему, она злоупотребляет, – говорит Марина.

– Ага. Я теряю в ней собутыльника.

– Это не смешно. Последнее время она все время накуренная. Я думала, после Давида она завяжет.

– Давид уходит, трава остается, – пытаюсь отшутиться я.

– Помяни лешего, – вдруг шепчет Марина, глядя в сторону входа. – Он здесь. И он с Инной.

– С кем?

– Сейчас познакомишься.

– Привет, – говорит Давид. На нем футболка с надписью «I wanna be your dog». Волосы закрывают половину лица. Он держит за руку чернобровую блондинку в белой футболке и голубой юбке до середины голени.

– Здравствуйте, – говорит девушка и отрывается от его руки.

Она делает шаг в сторону Марины, но та всем своим видом – стиснутые зубы, сдвинутые брови, сжатые колени – дает понять, что обниматься не будет.

– Ты разве не в Москве? – спрашивает у меня Давид.

– Самолеты все еще летают, – отвечаю я.

– Вы знакомы? – Давид смотрит на девушку.

– Инна, – говорит она и протягивает руку.

– Зарина. – Я жму руку и понимаю, что они оба укурены вусмерть.

– Мы тут с Люси, – говорит Марина. Ей не хватает только транспаранта с надписью «Убирайтесь!»

– Да? – Инна озирается. Люси выходит из уборной.

– О, Давид! Инна! – восклицает она и целует каждого в щеку. – Вы здесь вдвоем?

– Вдвоем, – отвечает Давид. – Нас на кишку пробило.

– Съели бы слона, – хихикает Инна.

– О, понимаю. Думаю, меня тоже скоро пробьет.

– Тогда возьмем пиццу?

– Две пиццы! Пойдемте за столик. Девочки, вы пересаживаетесь?

– Нет, мы здесь посидим, – отвечает Марина за нас обеих.

– Ну ладно. А я брошу вас на время. Станет скучно, подходите.

Они оставляют нас и устраиваются за столиком в дальнем углу.

– Конопляный лист как символ мира, – говорю я.

– Боб Марли отдыхает.

– По-твоему, лучше бы они были трезвые?

Я смотрю на Люси, Инну и Давида. К ним подходит официантка. Они вырывают меню друг у друга, размахивают им и хохочут.

– Лучше бы они друг другу лица расцарапали, – говорит Марина.

* * *

Эрнст снова у нас. Из обрывков разговора я узнаю, что он окончил архитектурный факультет, но последний год работает продавцом в магазине отделочных материалов.

* * *

Когда мы с Мариной заходим в «Комсомолец», все места уже заняты. Мы становимся в проходе среди других опоздавших.

За столом в партере сидит мужчина лет пятидесяти с зачесанными назад волосами. На экране за его спиной фотография угловатого сооружения из ржавого железа. Он говорит по-итальянски. Женщина в переднем ряду переводит:

– Эта моя скульптура находится в Падуе. До того, как я стал профессиональным художником, я занимался палеонтологией. И здесь вы можете видеть отпечаток этого.

Кадр сменяется. Еще одно ржавое сооружение.

– А это в Неаполе. Я называю ее «Тщетность». Она как бы стремится куда-то, но тут же будто разваливается под собственным весом.

– Блин, – шепчет Марина. – Написано было «видеоарт», а они просто фотки показывают.

Другие работы итальянца в том же духе. Иногда это просто два или три спаянных бруса или перекрученный жестяной лист.

Когда показ заканчивается, Марина говорит:

– Сливной бачок в этом кинотеатре круче. Такая же ржавая железяка, только помнит, наверно, самого Мурнау.

Ведущая – коротко стриженная коренастая брюнетка в толстовке – предлагает зрителям задать художнику вопросы. Женщина, похожая на учительницу, обращается к группе молодых людей:

– Ну, спросите же что-нибудь! Неудобно перед человеком!

В конце зала встает долговязый мужчина в роговых очках. Ему дают микрофон.

– Скажите, пожалуйста, ваши скульптуры дошли до такого состояния естественным образом или вы как-то обрабатываете их?