Холодный день на солнце

Мы обнимаемся, улыбаемся и замираем. Вспышка.

– Иди сюда, – говорит Илона четырнадцатилетней кузине, и та втискивается в кадр. Мелькают еще две вспышки.

– Эй, давайте все в кадр!

– Постойте, – коралловое платье, прикладывает ухо к двери. – Они идут.

Мы встаем, выстраиваемся полукругом. Я оказываюсь между Илоной и четырнадцатилетней кузиной.

– Разве мы не должны встать по старшинству? – шепчет кто-то.

– Нет, это у мужчин…

– Сейчас мы его наконец увидим, – хихикает розовое платье, толкая Илону локтем. – Напомни, как его зовут?

– Бусик, – отвечает Илона.

Дверь открывается. Входят трое мужчин в костюмах. У одного в руках красная бархатная коробочка, у другого – сложенное вдвое свадебное платье, третий держит блестящее картонное ведерко с конфетами. Если я что-то смыслю в обычаях, он и есть жених.

– Фарн уae хaeдзарaeн![13] – восклицает он.

Тот, что с платьем, раздраженно косится на него, и жених тушуется.

Розовощекий, чернобровый, упитанный, с римской стрижкой и розовым галстуком. Бусик, а не Эльбрус. Бусик. Эдакий осетинский буц хаст сывaeллон[14]. Из тех, кого до тридцати треплют за щеку многочисленные тетушки. Стоит растерянный с ведром конфет.

За его плечом возникает мамино лицо. Мама что-то шепчет ему на ухо и подталкивает кулаком в спину. Бусик недоуменно оглядывается, потом, возвращает на лицо свою наивную улыбку и делает шаг к нам.

– Крышку сними, – говорит сквозь зубы товарищ с платьем.

Тот, что с коробочкой, снимает крышку.

– Адон та уын сиахсы къаффеттae! – говорит мама. – Райсут дзы, чызджытae[15].

Бусик подходит по очереди к каждой девушке, протягивает ведерко, и девушки достают по конфете. Когда очередь доходит до меня, кажется, что в его глазах загорается пламя. Я вздрагиваю, чуть не уронив конфету, но тут же соображаю, что это просто еще одна вспышка. Бусик переходит к четырнадцатилетней кузине, потом к другим девушкам. Потом у него отнимают ведерко, и он вместе с товарищами сумбурно и скомканно дарит невесте платье. Ему в руки суют бархатную коробочку. Девушки включают камеры на телефонах. Бусик вынимает кольцо и надевает его на палец раскрасневшейся Илоне. Илона надевает ему кольцо в ответ. Это и есть вершина жизни?

– Все, ребята, – говорит мама. – Пойдемте отсюда, оставим невесту с девушками. Пойдемте, пойдемте. Вас ждут нуазaeнтae[16].

Жених и товарищи покидают комнату. Цветные платья окружают Илону.

– Покажи, покажи!

– Ничего себе!

– Бриллиантов карата на два!

– Эй, я еще не видела!

Когда шум вокруг кольца стихает, все переключаются на новое платье.

– В нем я буду вначале, – объясняет Илона. – Но поеду я, конечно, в разгaeмттae[17].

Мама зовет меня на кухню.

– Отнеси в комнату мужчин. – Она вручает мне тарелки с пахлавой и наполеоном.

Прежде чем выйти, замечаю на столе три пустых бокала рядом с откупоренной бутылкой Brentino – в каждом банкнота в пять тысяч рублей.

– Нехило они заплатили, – говорю я. – За дешевое-то итальянское винище.

– Эх, Зарина, – качает головой мама. – Не говори лишнего. Неси тарелки, и все.

За столом восемь мужчин. За старшего – мой отец. Осторожно расставляю тарелки. Уже на выходе слышу, как кто-то говорит Бусику:

– Так, ты в таможне работаешь?.. Что надо, чтобы машину из Грузии пригнать?

У Илоны застаю девичье общество за разговором о свадебной музыке.

– Слыхали? – говорит розовое платье. – У жениха будет петь Сухраб Будайчиты.

– Ой, я его не люблю, – стонет зеленое. – Слишком слащавый.

– Слащавый не слащавый, но знаешь, сколько он берет за одно выступление?

– Сколько?

– Около ста. Дороже его только Хадикова и Дзуцев.

– Хадикова столько за одну песню берет.

– Да ну, серьезно?

– А кто будет петь у вас?

– Ох! – отмахивается Илона.

– Ну, кто? Лагкуев?

– Нет.

– Габуева?

– Нет.

– Илурова?

– Нет.

– Ну, кто? Ну, скажи.

Илона сдается:

– Игорь Фидаров.

Становится очень тихо. Потом кто-то говорит:

– Ну и что такого? Он не так уж плох.

– Эй, а вы слышали про девушку, которая разделась на улице? – вдруг говорит бирюзовое платье.

– Это ужас! – отзывается розовое. – Надо же такой дурой быть!

– Говорят, она это на спор.

– И на что поспорила?

– На однокомнатную квартиру.

– Разве стоит однокомнатная квартира того, чтобы на тебя пальцем показывали? Теперь ей все равно придется уехать отсюда. Житья не дадут.

– Самое ужасное, – печалится четырнадцатилетняя кузина, – что и на ней кто-нибудь женится.

– Да нет. Осетин не женится.

– Женится-женится. И не на таких нынешние парни женятся.

Я разворачиваю конфету. Зеленое платье оборачивается на шорох фольги.

– Ты что! Ее нельзя есть сегодня!

– Почему?

– Ее нужно положить под подушку, – объясняет коралловое платье. – Тогда во сне ты увидишь суженого.

– Отлично, – говорю я и забрасываю конфету в рот. – Мне и без этого кошмаров хватает.

– Эх, Зарина, – вздыхает Илона.

* * *

Выходим от Арлеты и Феликса в половине первого ночи.

– Ты пил? – спрашивает мама.

– Компот, – отвечает отец. – А эти молодые хорошо накатили, хоть и за рулем.

– Безответственно. Заря, садись спереди.