Холодный как мрамор

Удовлетворенная ночным расследованием, я выключила лампу – и тут же заметила пульсирующий свет, пробивавшийся через жалюзи. Когда я подняла их, чтобы посмотреть, что происходит, увидела, что свет в спальне Трея то загорался, то гаснул – наподобие стробоскопического эффекта. Примерно через пятнадцать секунд Трей заметил, что я наблюдаю за ним, и подошел к окну, чтобы помахать мне. Обратив на себя мое внимание, он показал рукой на заднюю часть дома и поднял лист бумаги так, чтобы я его могла рассмотреть. На нем было написано: «9 часов утра».

Утром я налила кофе в термос и вышла с Мод во двор. Солнце показалось впервые за долгое время, это означало, что земля будет преврашаться в слякоть и грязь по мере того, как тает снег. Чуть позже девяти сдвижная дверь дома Эмори открылась, и на улицу вышел Трей в зимней куртке и с топором в руках. Он помахал мне, спустился по лестнице во двор и обошел сторону своего дома ко мне, чтобы поговорить через забор.

– Топор? Вот это я понимаю, драматический реквизит, – пошутила я.

– У нас мыши, – объяснил Трей. – Уолтер хочет, чтобы я порубил все дрова у дома и сложил их на заднем дворе, думает, что мыши начнут там гнездоваться перед тем, как выпадет снег, но они вообще-то уже пробрались к нам в дом.

Мы улыбались, радуясь возможности – любой возможности – увидеть друг друга.

– Бывают и более сексуальные обстоятельства, при которых мы можем встретиться, но думаю, что и так сойдет, – сказала я.

Трей посмотрел на заднюю часть дома через плечо, чтобы убедиться, что никто из родителей не подглядывал за ним в окно кухни.

– Там никого нет, – успокоила я его, так как лучше видела окна с места, где стояла. – Безопасно.

– Я должен был увидеть тебя прежде, чем уеду завтра. Я нашел кое-что.

Я достала из кармана куртки конверт, который украла из почтового ящика семьи Эмори, и передала его Трею.

– Я тоже. Ну, вроде того. Честно, не знаю, почему так сделала, но я взяла это письмо из твоего ящика и открыла его перед тем, как ты вернулся из школы, – призналась я.

Не сказала ему, как меня мучила совесть и как я была благодарна за возможность признаться в краже при личной встрече, хотя из-за этого он вполне мог разозлиться на меня.

Трей забрал у меня конверт и осмотрел его со всех сторон.

Становясь более откровенной, я добавила:

– А еще я его прочла. Извини. Я знаю, что нахально вторглась в частную жизнь твоей мамы, но мне казалось, что письмо имеет какое-то отношение ко всему происходящему.

– Эта юридическая фирма уже присылала письма ранее. На самом деле моя мама все время их получает. – Трей не сильно расстроился из-за того, что я прочла письмо.

– Там сказано, что твоя мама нарушила какой-то контракт восемнадцать лет назад и сейчас должна их клиенту деньги с возмещением убытка и процентами, – сказала я. – Не хочу совать нос в дела твоей мамы, но если контракт, на который они ссылаются, как-то затрагивал Майкла Симмонса, то это уже дело, касающееся всех нас. Ты можешь вспомнить, на что она могла подписаться в год твоего рождения?

Маме Трея было около девятнадцати лет, когда он родился. Не так уж много юридических соглашений обычно заключают с девятнадцатилетними подростками, если только они не баскетболисты, выступающие в НБА, или рэперы, заключающие сделки со студией.

Голубые глаза Трея заблестели.

– Это имеет отношение к тому, что я нашел вчера. Моя мама вела дневник, когда была подростком. Она вела его со старшей школы и до первого курса в университете.

– Подожди, что? – спросила я, не веря, что нам так повезло – найти краткое изложение того, чем занималась мама Трея, когда познакомилась с отцом Вайолет. – Там упоминался Майкл Симмонс?

– Да. Ну, вроде того. Я просто пролистал его до конца, так как у меня не было времени прочесть все. Но зацени. Ближе к концу есть кое-что о том, как он попросил ее встретиться с его адвокатами после того, как она узнала о беременности. Они буквально предложили ей деньги на аборт, потому что Симмонс беспокоился из-за грядущего бремени отцовства. Мама описала все это: как он пытался повернуть дело так, будто она была слишком молода для такой огромной ответственности и рисковала растратить свой академический потенциал, но мама видела его насквозь. Ну, не совсем, конечно. Сначала она была ужасно зла и обижена его предложением, но затем погрузилась во весь этот любовный бред, мечтая о том, что Симмонс поменяет свое мнение после моего рождения.

Мне хотелось, чтобы между нами не было забора и я могла взять Трея за руку.

– Это так грустно. Похоже, она действительно любила его, а он разбил ей сердце. Боже, что за урод.

– Да, и вот в чем дело – он не только отказался бросать жену ради мамы, но и добавил, что она только что потеряла ребенка и было бы слишком жестоко бросать жену, пока она в трауре, – с усмешкой сказал Трей.