Читаем Холодный путь к старости полностью

В стае мышей жить грустно,

Но вечное будет «Браво!»

…Это же явно на тему, что лучше быть розой среди навоза, чем навозом среди роз, – продолжила поэтесса. – Кто же прообраз света и величия, розы, так сказать? Несложно догадаться, что Алик. Кто же тогда мы?…

– Я ему помогал мебель в квартиру заносить, – огорченно признался крепкий мужик, глядя на которого, никогда бы и не подумал, что такого можно сломить. – Знал бы, что он будет вас, Александр Васильевич, критиковать, никогда бы не согласился, или уронил что-нибудь, чтобы в хлам....

– Давайте активнее, – рявкнул Квашняков. – Кто против Алика, без награды не останется. Кто за – нещадно отсею…

– Он, мерзавец, и с Мерзлой ругался. Он со всеми ругается. Склочник…

– Нашел теплое местечко меж женщин…

Свои обещания Квашняков выполнил: бесквартирная татарка получила квартиру, а остальные – должности и деньги. Промолчали Петровна и Аида.

***

Прихожанами в городской администрации овладевают разные чувства. Чиновник, переступая ее порог, из простого незаметного человека превращается в фигуру. У него распрямляется спина, расправляются плечи, походка становится, как у петуха, степенной и пружинистой, а взгляд приобретает жесткость, высокомерие и какие-то пронзительные свойства, замеченные у людей, пораженных золотой лихорадкой. Ничейный проситель, наоборот, тускнеет и колышется, словно обдуваемое ветрами пламя свечи, от одной двери к другой, потом надолго замирает у нужного ему кабинета и настойчиво вглядывается в лица выходящих чиновников, ища понимания и заботы, с той же настойчивостью и тем же результатом, какие возникают при общении дикого аборигена с каменным идолом. Близкие знакомые чиновников в администрации ощущают воодушевление почти поэтическое в предвкушении теплого приема, не обремененного очередями и самоунизительным осторожным приближением к начальничьему креслу. Отношения между самими чиновниками смахивают на порядок жизни в курятнике: клюй ближнего, гадь на нижнего.

Пока Квашняков обрабатывал коллектив редакции газеты маленького нефтяного города, в городской администрации за прокуренными коридорами, за мраморными ступенями, за рассохшимися дверьми из благородного дерева или добротной подделки под оное проходило другое собрание.

– Ялб буду, – говорил и постукивал грудь Лизадков, сидя напротив мэра. – Без Сапы он бы эту газетку не выпустил. Сапа – сука.

– Ялб будешь, если не кончишь контру! – пригрозил Хамовский, сузив амбразуры озлобленных щелочек-глазок.

– Алик – слепой исполнитель! Уверен! – вещал Лизадков. – Им Сапа крутит. Я просмотрел все тексты в предвыборной газетенке Алика, и фразы-то, фразы! Это не Алика фразы. Сапины! Он, если не писал, то редактировал. Работает в администрации. Вы ему деньги платите, а он – против вас! Алик многого знать не может. Не вхож. А на какие факты он ссылается!? Откуда документы? Сапина работа.

– Ох, Сапа, ох, Сапа! Тихим сапой значит… – прорычал мэр. – Заявление на увольнение приносил. Надо было подписать и – ногой под зад.

– Надо было пнуть, надо было, – угодливо согласился Лизадков. – Змею жалеть нельзя, ужалит, как сможет. Давить и только давить. Городок маленький. У меня родственник живет рядом, наблюдает. Алик к Сапе часто захаживает. Может, любовь мнет с Петровной. Поговаривают.

– Рога Сапе наставляет, говоришь? Так может, Петровна? Редактором ее не назначили – она двух своих кобелей на меня натравила, – заключил Хамовский. – Расклад такой возможен, но у Алика баб достаточно в редакции, хороших баб, лично знаю. Из-за бабы не будет, пожалуй, а вот до денег он жадный. Зачем ему бесплатно такую работу проворачивать? Представь себе, сколько сил и времени он затратил на выпуск газеты, ее распространение. Зачем ему на меня нападать? Из-за статьи? Смешно! А вот у Сапы есть причины, у Петровны, а Алику кто-то приплачивает или посулили…

– Но Сапа – Сапой, а на выборы идет Алик, – изменил тему Лизадков. – Его нельзя пропускать в Думу. Надо облить его нашей фирменной грязью.



– Из телевизионной пушки в последний час предвыборной агитации, – развернул идею Хамовский. – Выступит кто-то от редакции, с кем Алик в дружеских отношениях. Пусть публично отречется и плюнет. Морально подкосит. Пусть народ узнает, что его свои же не любят. Вторым выступлением обвиним в продажности. Народ его возненавидит. И дело в урнах…

– Вот в этом, Семен Петрович, наша российская беда: сами явления и предметы называем, а потом маемся. Урны – они ж для мусора только, – поспешил домыслить Лизадков.

– Ты что с оппозицией снюхался? – крикнул Хамовский. – Я ж сам через них прошел. В дворники хочешь?…

– Не надо так, – попросил раскрасневшийся Лизадков. – Я ж Алика имел…

– По делу говори. Мыслить философски тебе по должности не положено, – прервал Хамовский.

– Во втором выступлении надо рассказать, что Алик подрабатывал в городской администрации, с которой сейчас борется. Деньги брал, хвалил, сейчас ругает – значит, другие платят, – изложил концепцию Лизадков. – Договора с ним хранятся в бухгалтерии. Хороший удар.

Перейти на страницу:

Похожие книги