Холодный счет

Тридцать четыре года мужику, моложавый, спортивный, лицо прямоугольное, волосы густые, с пробором посередине – как у птицы два крыла, опущенные вниз. Нос маленький, тонкий, как жердочка. Если бы существовали скворечники с двумя отверстиями на одной горизонтальной линии, то Пасечник был бы на него похож.

– Ну, есть немного.

– С продавщицей?

– А продавщица не человек?

– Свадьба когда?

– Ну-у… – замялся Севастьян.

– Не слышу радости в голосе?

– Староват я для женитьбы.

– Не хочешь жениться, так и скажи!

– Андрей, тебе заняться нечем? – поморщился Севастьян.

Пасечник не сводил с него глаз, он если улыбался, то лишь одними губами. С каждым произнесенным словом эта полуулыбка сползала с лица, пока наконец совсем не исчезла.

– Убили твою продавщицу!

– Андрей, ты спятил, такими вещами шутить?

– Я не шучу! Из Подозерного звонили, продавщицу, сказали, задушили.

– Может, какую-то другую, их там две…

Севастьян просто не мог поверить в произошедшее, хотя и понимал, что Татьяна может умереть. Потому что в окрестностях Подозерного завелся насильник и убийца.

– Чередникова Татьяна Ильинична.

– Харитонов! – Крюков резко поднялся, готовый немедленно ехать на место преступления.

Но от волнения кровь прилила к голове, его шатнуло, пришлось поднапрячься, чтобы удержать равновесие.

– А если ты? – Пасечник смотрел на него жестко, в упор.

– А может, и я… – окаменев, пробормотал Севастьян.

– Мотив у тебя есть.

– Мотива нет, возможность есть… Была… Я сегодня из Подозерного без двадцати семь выехал. Татьяна была жива… Где нашли тело?

– Вроде бы в доме, соседка зашла…

– Зашла, увидела тело… И установила причину смерти?

– Не знаю, сказали, что удушение… – озадачился начальник.

– Может, кто-то подсказал? Харитонов, например… Ехать надо, информацию проверить. Или сразу группу?

– Да группа только собирается, наряд отправлю.

– Чтобы они там натоптали… Я поеду!.. Или давай вместе, если ты мне не доверяешь.

Пасечник думал недолго.

– Оружие сдашь, и едем.

Он смотрел на подчиненного в ожидании возражений – с явным намерением их пресечь. Но Севастьян перечить не стал. Как ни крути, а он под подозрением, его запросто могли отправить под стражу, а не на место происшествия.

В Подозерное отправились в служебном «уазике», водитель, вооруженный патрульный, начальник розыска и старший опер. Всю дорогу Севастьян провел в душевном напряжении. Все против него, и знакомство с Татьяной, и прошедшая ночь, которую он провел с ней. Еще и машина может сломаться, когда он так спешит осмотреть место преступления. Но все обошлось, «уазик» благополучно доставил их к дому потерпевшей. А там уже люди стоят, вздыхают. Две женщины у крыльца, не глядя друг на дружку, переговариваются, лица скорбные, но глаза поблескивают, как у зрителей в цирке перед началом представления. Мужики в кружок собрались, Чекалов среди них, что-то говорит, жестикулируя.

– Смотри, Крюков, я за тобой наблюдаю! – предупредил Пасечник, открывая дверь.

– А мне скрывать нечего, – вздохнул Севастьян.

Если уж начальник розыска его заподозрил, то местные уже и заклеймили его как убийцу. И действительно, все дружно замолчали, увидев его, а Чекалов, шлепнув себя по запястью, спросил, почему виновный до сих пор без наручников.

Хорошо, село небольшое, даже летом людей мало, а то прорва бы набежала, не пройти. А так Севастьян успел подняться на крыльцо прежде, чем заговорил Чекалов.

– Эй, капитан, зачем Танюху убил? – громко, играя на публику, спросил он.

Крюков сделал вид, что не услышал, на негнущихся ногах зашел в дом.

Пол в сенях грязный, затоптанный, и наследил не только преступник, а неравнодушные граждане, уже побывавшие на месте преступления. На улице сухо, а на полу грязь, и Севастьян понял почему. Преступник, нападая, опрокинул ведро с водой, стоявшее на скамейке в дальнем углу прохода. Тело Татьяны лежало в воде, вокруг расплескано, люди подходили, мочили ноги, сухая грязь на подошвах раскисала.

А лежала Татьяна у дальней стены, там, где в углу обычно стояла рогатина. Сейчас она лежала на полу, слева от тела, под рукой. Видно, Татьяна пыталась схватить рогатину, когда поняла, что дело дрянь.

Жертва явно пятилась от преступника, он зажал ее в угол, ударил по лицу, с ног не сбил, вцепился в горло, только тогда Татьяна вспомнила про рогатину, но повернуться к ней не могла, нащупывала, не глядя. Зацепилась рукой за древко, но удержать не получилось. Вместе с рогатиной на пол и упала, а преступник продолжал душить ее. Руками, с силой сдавливая гортань, характерные синяки на шее – тому свидетельство. И губа у нее разбита.

Покончив с жертвой, преступник не удержался, сорвал с Татьяны сережки, вместе с мясом из ушей вырвал. Точь-точь как в случае с Ольгой Дробняковой.

Платье задрано несильно, возможно, кто-то из односельчан оправил подол. Но снятые колготки надевать никто бы не стал. Значит, колготки преступник и не стягивал, или не собирался насиловать, или не получилось, как в прошлый раз.