- Итак, мой дорогой друг, - я вновь заговорил миролюбивым тоном, - чтобы тебя впредь не посещали странные идеи, я буду следить за тобой денно и нощно. Веди себя хорошо.
Я выпустил мантию Квирелла из рук и в прекрасном расположении духа выплыл из его кабинета.
Переписанные яды я решил оставить себе на память. Вуд что-то объяснил мне про то, что на одном из занятий он помогал Квиреллу чинить какое-то приспособление, а тот в благодарность решил снабдить его материалами по зельям, очевидно, чтобы лишний раз позлить меня. Неизлечимый идиот. Лучше бы он мне просто яду в бокал насыпал или при встрече ударил ножом - кто знает, может я бы его уважать стал больше.
***
Следующие два месяца Квирелл ходил передо мной как цирковая собачка перед дрессировщиком - молчаливо, вежливо, с выражением почтительного подобострастного испуга. Я был удовлетворён: мой кабинет и лабораторию этот крыс обходил теперь как врата преисподни - за полземли, что меня более чем устраивало. Книги в библиотеке тоже перестали исчезать.
Я мог позволить себе немного расслабиться перед предстоящими экзаменами и подумать о менее существенных вещах. Все было относительно ровно, кроме поведения студентов, которые ежегодно перед началом экзаменов потихоньку начинали сходить с ума.
Поттер смотрел на меня с такой жгучей неприкрытой ненавистью, будто мечтал убить. Началось это безошибочно после той сцены в кабинете Квирелла. Преподаватель ЗОТИ по обыкновению стелился перед Поттером и всячески ему потворствовал, за что видимо пользовался благосклонностью Золотого мальчика. А я, судя по всему, имел неосторожность обидеть поттеровского питомца, за что тут же, как и Минерва, впал в немилость у Мальчика-который-по-сути-никто.
Ну, паршивец, давай посмотрим, хватит ли тебе силенок выступить против меня в открытую! Тогда уж я собью с тебя всю спесь!
Не знаю, что он себе возомнил и хотел показать своим вызывающим поведением, выражающимся только в красноречивых, раздраженных взглядах, но я всегда помнил, что Поттер был всего лишь ребенком, слабым и неопытным, в большом жестоком мире взрослых. Он пока еще не мог отличить правды ото лжи, а я не был тем человеком, который должен был научить его этому.
Мне было плевать, что он там думал обо мне - я знал, что спасу ему жизнь, если это потребуется, а если он совершит что-то дурное, я поймаю и накажу его. За Поттером надо было следить - я чувствовал это. Но почему и с какой целью я пока не мог объяснить.
***
К середине июня Квирелл, не выдержав морального давления вкупе со свалившейся на него бумажной волокитой, за неделю до экзаменов в один поздний летний вечер собрал свои пожитки и в лучших традициях подобных прохвостов по-тихому смылся из Хогвартса.
- Сегодня утром я получил письмо от профессора Квирелла, - сообщил на утреннем педсовете Альбус. - Он сообщил мне, что по срочным семейным обстоятельствам вынужден покинуть Хогвартс, и извинялся, что не сможет принять экзамены.
Ни на одном из лиц не возникло эмоции, даже отдаленно похожей на удивление.
- Счастливый, - завистливо хмыкнула Синистра. - Отдыхать отправился поди, а мы тут пиши экзаменационные отчеты до середины июля.
- Ничего, коллеги, мы справимся с этой потерей и будем любить нашего следующего профессора ЗОТИ не менее сильно, - вставила шпильку Минерва, и все захихикали.
- Буду по нему скучать, - я не удержался от ухмылки. - Он был на редкость безобидный.
- Не грусти, Северус, - поддержала меня Спраут. - Уверена, он пришлет нам открытку на Рождество.
- Раз уж такое дело, - резюмировал Дамблдор, - я решил, что за последний месяц по контракту бывшему профессору ЗОТИ можно не платить. Нам как раз в Большой зал были нужны новые скатерти.
Мы понимающе закивали, а на следующий день жизнь в Хогвартсе продолжилась так, словно, Квиринуса Квирелла никогда и не существовало в помине.
***
За несколько дней до первого экзамена в Хогвартсе начался типичный массовый психоз. Особенно сильно он проявлялся у заучек, одержимых своими оценками.
Среди первых курсов Грейнджер с Поттером не сговариваясь, синхронно решили, что они в течение года недостаточно упорно наяривали чары и мало торчали над книгами, и оба вели себя так, словно стремились заполучить путевку в Мунго в отделение нервных расстройств. Только у Грейнджер это выражалось в одержимости учебником: все, что она делала - она делала с книжкой в руках, заучивая вслух каждую букву и знак препинания; Уизли, сопровождавший ее повсюду, сидел рядом с трагическим видом и с тоской наблюдал, как его подруга погружается в пучину безумия, а он был бессилен чем-либо ей помочь.
Поттер ничего не учил. Он просто сидел в гордом одиночестве, белый как мел, и трясся от ужаса. И это было странно: на протяжении года ему было плевать на оценки, а сейчас он ни с того ни с сего о них задумался.