Ольга воспротивилась совету матери. В то время как ее подружки становились жертвами эпидемии абортов, на которых наживались подпольные гинекологи, она оберегала свою невинность, как бабочку с хрупкими крыльями. «Я не отдамся, пока не выйду замуж. Будь он хоть принц Уэльский. А замуж я выйду, только когда закончу университет». Обучение она, похоже, завершит только ко второму пришествию, когда в университете закончится год забастовок и за ним год оккупации военными. Несмотря на это, она не испытывала недостатка в терпеливых поклонниках, которые придерживались строгих правил ухаживания, сидя в гостиной и опустошая винный погреб семейства, разорение которого прижимистый отец втайне оплакивал. С годами она осознала, что чересчур категорично отвергла совет матери, и теперь горевала оттого, что очередной воздыхатель, застегнув ширинку, покидает ее распаленную и нетронутую. Как дать им понять, что она изменилась? Как показать мужчинам свою благосклонность к горяченькому? Ее кампания за чистоту была настолько успешной, что она вконец потеряла надежду увидеть, как на ее балкон взбирается какой-нибудь бесстыдник, чтобы обжечь ее страстными поцелуями. К сожалению, она убедила всех в своей холодности. Лишь безумного Алекса не сдержали сделанные ею ранее заявления. Поэтому произошедшее привело ее в замешательство. «Изнасиловал… не изнасиловал… Чуть-чуть… Очень… Совсем не изнасиловал?» Самым живым воспоминанием (оно ее больше всего и запутало) были слова Алекса, которые он ей нашептывал без остановки: «Я тебя люблю, Хулия. Я тебя люблю, Хулия».
Ольга незаметно для себя предъявляла нам обвинения. Хулия сжимала губы, мучаясь от угрызений совести, потому что скрыла от всех агрессию Алекса. Знай Ольга о том, что с ней случилось, она была бы осмотрительнее. Половина ответственности лежала на мне, поскольку я не проследил за тем, чтобы семья Алекса отправила его в сумасшедший дом на Сатурне. Между нами была Ольга, бледная, с неожиданно восторженной и робкой улыбкой, словно девочка, которой только что выдернули первый молочный зуб.
Я взял инициативу в свои руки.
– У меня есть друг-гинеколог. Эстебан. Разреши ему осмотреть тебя. Он определит, была ты изнасилована или нет.
– Меня уже осмотрела монахиня, которая служит медсестрой. Она с математической точностью все подсчитала. Сказала, что я на шестьдесят процентов девственница и на сорок процентов женщина, познавшая мужчину.
– Она ничего не понимает в этом деле, – возмутился я. – Такие вещи в процентах не измеряются. Это как рак – он или есть, или его нет.
– Ты прав, – сказала Ольга, – проверим, прежде чем рыдать. Пойдем к твоему другу.
Кабинет Эстебана был пуст. Заканчивался один из тех бесплодных дней, когда он просил небо помочь ему и послать какой-нибудь куртизанке рак матки, а другой воспаление яичников. На случай если Всевышний покровительствовал программам по охране здоровья, Эстебан молил его не переусердствовать, напоминая, что, кроме болезней, он создал еще и врачей.
После того как мы объяснили ему суть проблемы, он остался наедине с Ольгой в смотровой. Я заметил, что девочка испугалась гинекологического стола с подколенниками, которые должны удерживать ее ноги раздвинутыми.
Мы сидели в зале ожидания, перелистывая омерзительные медицинские журналы. Меня не удивило бы, если бы у всех пациенток Эстебана наблюдался общий симптом – рвота, ведь для того, чтобы вынести пять минут кошмарного чтива, нужен желудок, как у крокодила.
Ольга выбежала улыбаясь. От радости она забыла застегнуть молнию на брюках.
– Какое счастье! Ничего не произошло. Я целая и невредимая.
Я вошел в кабинет прикинуться, что собираюсь заплатить за осмотр, зная, что Эстебан скажет: «Не обижай меня! С друзей денег не берут».
– Ты не представляешь, какое облегчение ты подарил этой девочке, – сказал я.
– Очень даже представляю. Если бы я сказал ей правду, она сошла бы с ума.
– Какую правду?
– Что ее девственная плева полностью разорвана. Разрыв свежий, еще не успел зажить. Этот тип сделал свое дело, – объяснил Эстебан.
– Почему ты ей соврал? Разве не лучше было сказать правду?
– Мы, врачи, не только лечим, но и предупреждаем болезни. Ольга такая невинная и настолько ценит свою девственность, что, думаю, если бы я подтвердил ее дефлорацию, она совершила бы самоубийство или впала в истерику. Скрыв от нее горькую правду, я провел профилактику, – заявил Эстебан.
С этими словами он встал и принял важный вид, как если бы получал в этот момент награду из рук самого Гиппократа.
Глава X
Я терпеть не мог котов до тех пор, пока один из них не сблизил нас с Хулией. Это было существо неопределенной породы, малолетний уничтожитель обивки, о существовании которого я догадывался, только когда замечал запах кошачьего дерьма в гараже.