Хонас и розовый кит

Случилось вот что. Во вторник полвторого дня Хулия пришла к нам, чтобы поговорить серьезно с Талией. В семействе Дель Пасо-и-Тронкосо принято наставлять более слабых членов клана на путь истинный. Каждый раз, когда Талия с головой погружалась в болезни, ее навещал представитель рода с целью прочитать проповедь длиной не меньше пасхального богослужения.

Их филиппики не воскрешали Талию, скорее, наоборот, угнетали. Однако они настойчиво продолжали свои наставления, сравнивая их со слабительным, которое сначала причиняет дискомфорт больному, а затем его исцеляет.

– Никогда не видела такой немощи. И ты называешь себя социальным работником. Если бы кто-то из твоих подопечных увидел тебя, сразу же поменял бы опекуншу. Как ты собираешься помогать людям, если сама не можешь справиться со своими болячками?

В комнате слышится кошачье мяуканье. Я читаю Кортасара. Рядом со мной Талия расчесывается резкими движениями. В зеркале отражается ее до жестокости безразличное лицо. Она не осознает степени своего гнева – поняв, насколько зла на самом деле, она выбежала бы на улицу, оставив сестру наедине с ее нравоучениями. Талия решает сдержать ярость и завершить макияж. Не так давно она завела привычку разукрашивать себя, когда отправляется на работу. Она собралась вернуть к жизни свое либидо? Я был бы не против, походи она на вульгарную проститутку, однако пока что она напоминает программистку-любительницу.

Талия целует меня. Помада с фруктовым вкусом. Яблоко или виноград? Раздается стук каблуков, она вышла на улицу, но эхо ее шагов еще гуляет по дому. Мне неинтересно знать, пошла ли она на работу или отправилась бродить по магазинам. Дома Хулия и я, только мы. Я перебираю темы для разговора. Дар речи меня покинул. Хулия в дурном настроении. Сегодня она проснулась не в себе. Лучше бы сбежать от нее, чего доброго обрушится на первого встречного. Уповаю на то, что она израсходовала весь запас негодования на Талию.

– Слышишь котика? Где он? Наверное, от голода плачет. Вы его кормите вообще?

Я думал, Хулия не любит домашних животных. Но это обессиленное мяуканье разжалобило бы маршала Геринга. Вездесущие попискивание просто витает в воздухе, как будто его издает неприкаянный призрак семейства кошачьих.

Мы заглянули под кровать, в гардеробную, в туалет. Никаких следов. Шум доносится с заднего дворика. Заходим туда, мяуканье усиливается. Оно исходит из канализации. Понимаю, в чем дело. Вода из этой части дома отводится в главный двор по трубе, открытой с одной стороны и перегороженной решеткой с другой. Животное забралось туда через вход и прошло по ней до перекрытого выхода. Вернуться оно не смогло. За решеткой виднелась кошачья голова.

– Пойдем во двор. Если он вошел с той стороны, то и выйдет там же. Мы будем звать его у конца трубы, чтобы он понял, куда возвращаться, – предложила Хулия и спросила меня затем: – Как зовут котика?

Никогда не интересовался, отзывается ли эта тварь на какое-нибудь имя. Я наскоро окрестил его:

– Петуния.

– Петуния? Как странно. Я думала, это кот, а не кошка.

– Это кот, но он расхаживает такой кокетливой женственной походкой, что я не удержался от соблазна дать ему кличку, соответствующую его наклонностям, – бесстыдно оклеветал я кота.

– Петуния, иди сюда, вернись, родной, – звала Хулия и слышала в ответ только отчаянное мяу-мяу. Я не понимал, почему зверь отказывался покидать трубу: в знак протеста против обращения его в другую ориентацию или в силу невозможности развернуться, потому что он, как мотоцикл, не способен передвигаться задним ходом.

Хулия звала его, пока не охрипла. Я видел в ее лице доброту, неподдельную, настоящую. Ее дружелюбие не было лишено эгоизма, чувства превосходства над простыми смертными, но ее самолюбие было детским и самозабвенным. Возможно, Хулия угадала в злоключении животного то же опрометчивое безрассудство, с которым она попадала в любовные перипетии. Как она не похожа на меня! Как мне не достает ее чистоты! Если бы мне вздумалось загрустить, то моя зрелость задушила бы печаль, а ее остатки развеяла бы похоть.

Мне было ясно, что кот не выберется из трубы и умрет там от голода. Вывод: ружейным выстрелом положить конец мучениям животного. Следствие: через сутки дом провоняет тухлятиной.

– А что, если позвонить пожарным? – предложила Хулия.

«Пожарным ни за что», – подумал я. Мне представился сюжет в воскресном выпуске новостей: «Пожарные спасли домашнего любимца милой девушки».

Мелкобуржуазная, приторная до тошноты история.

Печаль Хулии возбудила мои нейроны, и они предложили самое простое решение: «Сломай металлическую решетку на конце стока и вытащи кота».

Перегородка выдержала всего три удара лопатой. Но кот, смалодушничав, попятился назад, что заставило меня на секунду усомниться в возможности его спасения и затем засунуть руку в трубу по локоть. Я извлек зверька наружу и вручил его Хулии как плюшевого медвежонка.