Хонас и розовый кит

– Не притворяйся, что я для тебя что-то значу, – возразила она разъяренно. – Уверяю тебя, что даже если бы я любила Алекса, тебе до того не было бы абсолютно никакого дела. Я не слепая. Я заметила, с каким удовольствием ты меня слушал, выспрашивал интимные подробности моего романа с Алексом, не выказав и капли ревности. Попробуй разубеди меня.

Как ее разубедить? Мне не знакомы чувства, о которых она говорила. Пожалуй, в начале рассказа я немного ревновал, но для того чтобы заставить меня страдать, ее словам недоставало театральной выразительности. Как бы то ни было, Хулия преувеличила, сделав из меня халифа-шовиниста.

– Должно быть, я кажусь тебе бесчувственным. Прости меня, – сказал я.

– Бесчувственным? Хуже. Ты жестокий, ты меня ранил. Говорить с тобой – все равно что исповедоваться священнику, который разгадывает кроссворд, в то время как ты признаешься ему в смертном грехе. Это оскорбительно! Ты ведь думаешь, что он сопереживает тебе.

– Ты ошибаешься, я не бездушная скотина. На самом деле ревность меня немного грызла, но я не показал виду  – я погладил ее по щеке, она вяло отвела мою руку в сторону.

– Если так, то постарайся измениться. Не скупись на чувства, мне нужно много твоей ревности. Разве непонятно? У нас обычная связь. Мы оба такие порочные. Единственным нашим оправданием в глазах людей будет то, что мы стали жертвами слепой и беспощадной страсти… Мне хочется, чтобы, если кто-то нас застукает, он, по крайней мере, думал, что мы потеряли голову. Что если мы совершим самоубийство, то у нас при вскрытии обнаружат по опухоли мозга размером с апельсин, – заявила она.

Я трижды постучал по дереву. Зачем так преувеличивать масштабы нашего проступка? За меньшую, чем опухоль головного мозга, цену можно достать справку о психическом расстройстве.

– А что, если попросить Алекса научить нас сходить с ума от любви? – предложил я.

– Никто не сможет научить нас. Даже он здоровее нас с тобой… Моя проблема заключается в отсутствии чувства вины. Я совершила ошибку, но не потеряла ни сна, ни аппетита, и даже не раскаиваюсь.

– Со мной происходит то же самое, – сознался я. – Может, нам купить два килограмма угрызений совести?

– Лучше я тебе подарю два килограмма зуботычин, чтобы ты научился быть человеком. Ты пользуешься мной без всякой привязанности, без малейших обязательств. Признайся, что ты меня не любишь, и единственное, что тебя интересует, это секс со мной.

Как объяснить ей, что у меня за спиной выросли крылья, когда я ее увидел? Пару месяцев назад я был аморфной амебой, без амбиций и устремлений. Она придала мне сил. Стала банковским чеком с открытой суммой, который ветер принес мне в подарок. Я вписал в него далеко не астрономическую цифру. Я всего-то обналичил самодостаточность и интерес к жизни, покончил с ленью. Раньше я бы и сам не подумал, что за спиной директора, на свой страх и риск, возьмусь вести дела банка. Другое невероятное событие: связь с Хулией реанимировала мой брак с Талией. Злость на жену прошла, я простил ей вымышленную вину за мой жизненный крах. Не пойму, как мне удается жить с чувствами к двум этим женщинам. Предпочитаю не выяснять.

Хулия продолжала жаловаться:

– Наша история в разы хуже, чем любовные отношения монаха и набожной католички. Ты знаешь таких влюбленных, которые ни разу не ходили в кино по воскресеньям? Которые никогда не держатся за руку на людях? Которые не могут вместе съесть одно мороженое?.. Мы два монстра. Никакой психиатр не поможет. Они в состоянии понять гомосексуалистов, кровосмесителей, изменников, но не нас. Единственным сопоставимым с нашим преступлением является измена родине. Мы заслуживаем стенки. Единственный персонаж, с кем я могу себя сравнить, это Каин, а Талия – Авель. Я совершила братоубийство. Хладнокровно.

– Если проблема заключается в совместном походе в кино в воскресенье, мы можем ходить втроем, – предложил я.

Хулия ответила мне пощечиной, обвинив:

– Ты никогда не замечал, что ты дебил?

Я ответил:

– Я ищу варианты. Я стараюсь, потому что люблю тебя. Я люблю тебя так сильно, что возьму на себя вину за нас двоих… Чтобы наша связь не называлась братоубийством – если только у тебя нет таких планов, – я дам ей новое имя: зятецест. Я запатентую этот грех. И тот, кому вздумается им заняться, будет платить его изобретателю… Не тревожься из-за наказания, которое нас ждет. Я уверен, такое деяние пока не значится в списке преступлений.

Она улыбнулась. Ее губы меня манили. Я поцеловал ее, и стало ясно, что нам обоим больше нравится заниматься любовью, чем разговаривать.

Глава XVIII

Во вторник директор вызвал меня к себе и невероятно учтиво сообщил о моем увольнении.

– Вы несправедливо вышвыриваете меня с работы. Я выполнял свои обязанности, – возмутился я.

– Я не критикую твою работоспособность. Я увольняю тебя именно потому, что ты работаешь с чрезмерным усердием. Еще немного, и ты выиграешь все процессы и разоришь нас, – объяснил он мне с улыбкой говорящей рыбы.

На нем был костюм-тройка, давно вышедший из моды, и голубой галстук шириной с шейный платок.