Хонас и розовый кит

Вижу, как моя любовь к Хулии превращается в сострадание. Ко всем женщинам, появлявшимся в моей жизни, я испытываю сострадание, для зарождения которого им достаточно заикнуться о своих невзгодах. Вместе с Арминдой я спускаюсь в подземный мир каждый раз, когда она вспоминает о своем умершем ангелочке. Я не могу смотреть фильмы, где главные героини мучаются. Стоит Талии уколоть палец иголкой, как мое лицо каменеет от ужаса, будто я увидел Медузу Горгону. Вчера мое сердце сжалось, когда я наблюдал, как она выходит из магазина, нагруженная корзиной овощей и коробкой с яйцами. Бедняжке недоставало еще пары рук, нет, двух пар, чтобы отнести домой, помимо этих покупок, еще сумочку и кипу книг. Она прошла несколько шагов и остановилась, перекладывая вещи из одной руки в другую, и уронила на тротуар книги, которые несла, зажав подмышкой. Я подумал, какая это богатая добыча для малолетнего вора. Я понимал, что найдутся изверги, способные без надобности пырнуть ее ножом, чтобы забрать сумочку или просто позабавиться. Хрупкая лилия, плывущая по улице и своим тонким стеблем привлекающая садовников. Если бы я мог спрятать ее навсегда в бронированной машине папы римского. Если бы существовал страховой полис, способный уберечь ее от всех несчастий.

В моменты сомнений Талия ставит под вопрос мою любовь к ней, предполагает, что я женился на ней по расчету. Подозрения только крепче привязывают ее ко мне, я вырастаю в ее глазах, как будто она открывает во мне незнакомые добродетели.

– Папа предложил продать ему наш дом.

– Зачем? Он же нам его подарил.

– Он планирует подарить его нам снова, при условии, что я запишу его на свое имя. Еще он пообещал открыть для меня тайные счета в панамских банках, которые я должна держать втайне от тебя.

– Тогда действуй, как если бы я ничего не знал. Улаживай свои с ним секретные договоренности.

– Ты меня не разлюбишь, если все имущество будет записано на мое имя?

– Совсем нет, нет. Я буду любить тебя иначе.

– Иначе? Как?

– Как любят женщин с секретными счетами в Панаме. Понятно?

– Понятно. Но не подумай плохого. Я, конечно же, не последую советам отца. Если бы я его слушалась, то не рассказала бы тебе о нашем разговоре. Однако я не перестаю задаваться вопросом, женился бы ты на мне, если бы я была отчаянно бедна.

Если бы ты была отчаянно бедна, подумал я, ты не была бы Талией. Ты не искала бы в медицинской энциклопедии симптомы десятка твоих воображаемых болезней; была бы ты отчаянно бедна, ты не меняла бы недуги каждые два месяца; с неимущими судьба скупа, для них у нее наготове лишь простые общеизвестные напасти, такие как туберкулез например. Мы не волновались бы из-за истории с тайными счетами в Панаме. Нас развлекали бы восемь истощенных детей, два чесоточных пса, дом, купленный в кредит на сорок лет, постоянная угроза потерять работу, мой алкоголизм и твое вечно плохое настроение. Будучи отчаянно бедными, мы были бы бедными и отчаявшимися, а сейчас нам лишь немного грустно.

– Ты когда-нибудь мне изменял? – неожиданно резанул меня по ушам ее вопрос.

– Технически я никогда тебе не изменял.

– Что значит технически?

– То, что ты слышишь. С технической точки зрения я храню тебе верность. Понимаешь?

– Более или менее… А если бы я тебе изменила традиционно, с другим мужчиной, ты простил бы меня?

– Я простил бы тебя, Талия, даже не догадываясь об измене. Почему ты задаешь такие вопросы?

– Просто так… Я чуть было не наставила тебе рога.

– С кем?

– С Ильдефонсо.

– С медиумом?

– Нет, сейчас медиума зовут Лусио. В предыдущей реинкарнации его имя было Ильдефонсо, – произнесла она с невинным выражением и созналась: – Я переспала с ним.

– Где ты меня обманула, бесстыдница, в моем собственном доме?

– В шалаше в лесу триста лет назад… Ты удивился, как будто услышал новость? Я же тебе рассказывала эту историю. О любви, которая оставила спиритические следы в моей судьбе и до сих пор влияет на мою жизнь. Я все еще чувствую импульсы, побуждающие меня совершать постыдные действия, например, кокетничать с Лусио. А на него прошлое влияет еще сильнее, чем на меня, он делается безрассудным, неудержимым, как тогда, когда он, поцеловав меня, прижал к стене и схватил за левую грудь.

– Триста лет назад?

– Две недели назад. Но мы вовремя остановились, понимая, что совершаем ошибку.

– Разумеется, потому что ты вспомнила, что замужем за мной.