Хор больных детей. Скорбь ноября

– Жители болот собираются каждый год или два в низине. Ничего особенного, просто потусить, все такое. По сути, большая вечеринка. Будки и мягкие игрушки. Продают хот-доги и лягушачьи лапки. Есть еще пара старых аттракционов, которые они устраивают для детей.

– Никогда о таком раньше не слышал, – говорю я.

– Ты же не из болот.

– В прошлом году меня чуть не стошнило на этой проклятой вертушке, – заявляет Дарр. – Она вся проржавела к чертям собачьим, а переключатель скоростей так скрипит, словно забит грязью до отказа. Но поначалу было забавно.

Наш колдун Клэй безмятежно плывет вперед, но в его глазах нет безмятежности. Он не отрываясь смотрит на меня. Он почти не потеет от жары, но вены на лбу и шее выступают всякий раз, когда он отталкивает лодку шестом. Он словно читает знаки везде, куда ни посмотрит: в каждой кочке, мимо которой мы проплываем, на спине каждого аллигатора и в каждой морщинке на моем лице.

Я улыбаюсь и говорю:

– Поплыли.

НА МЕЛКОВОДЬЕ КАЧАЕТСЯ несколько десятков плоскодонок. Одни привязаны к гниющим причалам из досок, другие – к веткам ильмов или просто вытащены в сорняки. Мы медленно плывем по течению к зарослям бычьей травы, минуем песчаную отмель и натыкаемся на крошечный островок из мха. Кусты бальзамина приветственно машут нам ветвями. Клэй направляет туда лодку и подходит к кочке с другой стороны, чтобы не мочить ноги. Где-то далеко, но громко играет музыка; Дарр начинает притоптывать и подпевать. Порывы ветра доносят звуки банджо, губной гармошки и волынки. Клэй насторожен, он все видит, но отказывается принимать за чистую монету.

Маска, которую нацепила на себя Лотти Мэй, хороша, но не идеальна. Краем глаза я вижу, что сексуальный бантик ее милого ротика порой разваливается из-за дрожащей нижней губы. Она в ужасе. Я до чертиков ее пугаю, но тут есть что-то еще.

Оборачиваюсь и говорю ей:

– Не волнуйся.

Губки застывают, улыбка становится шире. Очень жарко, тело нагрелось, и я пытаюсь не хватать ртом воздух. Я не против подыграть и позволить ей расставлять силки, все равно какой формы, но вначале хочу увидеть этот проклятый карнавал.

– Я не волнуюсь, – отвечает она. Дарр лыбится как умственно неполноценный, а Клэй безошибочно удерживает нос лодки в нужном месте, пока мы выходим. Он продолжает оглядываться в поисках – возможно, ищет те же ответы, что и я.

– Так ты сюда направлялся? – спрашивает он.

– Я должен встретиться тут с клоуном, – говорю я.

– Я думал, ты не знаешь о карнавале.

– Не знал, что он будет сегодня вечером.

– А зачем встречаться с клоуном?

– Он должен сказать мне одну важную вещь.

– Откуда ты знаешь?

– Мой лучший друг Драбс Бибблер говорил об этом, пока Святой Дух не забрал его навек.

– Понятно.

Мне было достаточно произнести это, чтобы вернулась прежняя ярость. Впервые я без малейших сомнений верю языкам Драбса. Надеюсь, он здесь, если еще не умер, чтобы я мог вымолить прощение за то, что так и не сумел защитить его от Бога.

Мне знакомы многие, кто проходит мимо. Я тут выгляжу чужеродным элементом, но в целом ничего такого. Мне улыбаются и предлагают самогонку. Сап Даффи и Таб Феррис готовы на ножах драться из-за толстухи, чьи бедра выглядят так, словно могут пойти в разгул сами по себе, без хозяйки. Герт Пламб и Гасси Хокер жуют жареные лягушачьи лапки, которые на самом деле принадлежат краснобрюхим жерлянкам. У Лонни Доусона рот полон вяленого мяса, которое хранилось так долго, что вполне могло бы принадлежать ослу, на котором Иисус въехал в Иерусалим.

Это не карнавал в прямом смысле слова, и его вряд ли можно назвать настоящим праздником. Примерно так тут проводятся болотные свадьбы или религиозные бдения. Народу скучно и неуютно, но, может, не в такой степени, как обычно. Почти никто не рискует забраться на скрипучие ржавые аттракционы. Клоунов можно отличить только по плохо раскрашенным лицам и потрепанным парикам. На них такая же одежда и обувь, как на остальных, и они ни хрена не умеют жонглировать своими маленькими оранжевыми шариками.

Но тут есть сладкая вата, а также борьба с аллигаторами, кидание мячей и набрасывание колец, и время от времени раздаются взрывы смеха. Натянуты маленькие навесы, под которыми продаются хот-доги, крендельки и куриные крылышки. Вокруг аттракционов выстроились трейлеры, пикапы и фургоны. Тут есть карусель с пятью лошадьми, вертушка и малюсенькое колесо обозрения всего в два человеческих роста. Дарр был прав: коробка переключения скоростей скрипит.

Где-то поблизости идет стрельба по мишеням. Судя по звукам, используются патроны калибра 30–06, которыми палят по всему, что шевелится на берегах.

Дарр где-то раздобыл самогон и предлагает его всем в округе со словами «давай-ка по кружечке».

Только Лотти Мэй собирается сделать глоток, как я выхватываю у нее стеклянную банку и принюхиваюсь. Наливаю немножко самогона в металлическую крышку. Подношу зажигалку, поджигаю и наблюдаю, как горит спирт. По крышке пляшут оранжевые язычки пламени.

– Вылей это, – говорю я Дарру.

– Почему? Я только что заплатил за него семьдесят пять центов.