Хор больных детей. Скорбь ноября

– Хороший самогон горит слабо-голубым пламенем. Это дерьмо дистиллировали через радиатор машины.

Нахмурившись, Дарр делает большой глоток и усмехается:

– Нормальная самогонка. В тюрьме я пивал и хуже. Мой папаня когда-то ставил бражку с изюмом и медицинским спиртом, а ферментировал все это в туалете. Он пил денатурат, и я сам чересчур привык к этому вкусу. По сравнению с тем пойлом этот самогон как бренди двухсотлетней выдержки. В конце концов, мы на вечеринке. Тут полагается наебениться.

Мы идем дальше, и я покупаю для Лотти Мэй сладкую вату. Ей приходится взять, хотя она, похоже, сладкой ваты не хочет или просто не желает брать ее у меня. Возникает странное, но отчетливое ощущение, что мы на свидании под присмотром дуэньи, и это добавляет дополнительный элемент ко всему, чем мы занимаемся. Мне даже нравится.

Поиграв в кольца и сбив мечами для софтбола несколько крынок, бредем дальше. Я ищу взглядом своих братьев, Драбса и чокнутого.

– А где цирк?

– Вряд ли он тут есть, – говорит Клэй.

Если это называется карнавалом, то должно быть и шоу уродов, а Святой Дух раньше никогда не лгал Драбсу. Я не спускаю глаз с происходящего. Клэй тоже. Дарр изрядно накачался и уже съел пять хот-догов. Наверно, скоро он от них избавится. Интересно, что Клэй прочтет в рвотных массах.

Замечаю ребенка лет десяти, который смеется взахлеб, обернув вокруг пояса водяную змею. Этот странный и безобразный звук привлекает мое внимание. Мальчик раздвигает листья мимозы и идет к одному из трейлеров. Я направляюсь за ним.

– Куда ты? – спрашивает Лотти Мэй.

Толпа здесь собралась в круг. Сап Даффи и Таб Феррис все еще бесятся из-за толстухи, но достаточно заинтересовались происходящим, чтобы на время отложить этот вопрос.

Пробираюсь вперед.

Чокнутый расположился в яме на грязной соломе, а люди кидают в него мелочь и змей. Собаки рычат и лают на него. Вместо обеих ног у него обрубки, заканчивающиеся под коленом, а левая рука отсутствует ниже плеча. Борода утыкана колючками, а на шее открытые язвы там, где он расчесал себя до крови, а в раны попали болотные нечистоты.

Он посасывает пойло из банки с самогоном, который не просто загорится ярко-оранжевым, если его поджечь, а взорвется. Там, похоже, три четверти антифриза.

Змеи падают к нему на колени, и он откусывает им головы, не ожидая фанфар. Ему это все равно что съесть гамбургер. Никто из толпы не ахает, не хлопает в ладоши и вообще не обращает особого внимания. У половины в церкви идут проповеди со змеями, так что те их кусали, да и они сами частенько кусали змей. Тут нет ничего чрезмерно странного или особо увлекательного, но, по крайней мере, есть чем заняться.

– Кинь ему двадцать пять центов, – говорит Дарр. – Я помню этого типа с прошлого года. Он откусит голову чему угодно. Даже не уверен, что он подбирает все деньги. Хватает на выпивку – и ладно.

– Оставь меня с ним. – Мой голос больше на себя не похож. Он пришел откуда-то издалека и до краев наполнен сдавленным безумием. Оно проносится мимо, но не исчезает.

– Не понял?

– Ты слышал.

Дарр не привык к самогону, который привел его в воинственное настроение. В его глазах мелькает ярость. Может, он жалеет, что нельзя устроить дуэль на мечах или шпагах просто для развлечения.

– Не думаю, что мне нравится, как ты это сказал.

– Не думаю, что меня волнует.

– Угу.

– Уходи.

Лотти Мэй к настоящему моменту знает меня достаточно хорошо, поэтому пытается схватить Дарра за руку и увести. Соблазнительной сексуальной кошечки больше нет, и я рад этому: такой она мне нравится гораздо больше. Клэй качает головой, удивляясь тому, как развиваются события, и гадая, как они сочетаются друг с другом и как будут развиваться дальше. Дарр разевает рот в ухмылке, словно у него в зубах застряли куриные кости.

Я жду; много времени ему не требуется. Дарр бьет правой с разворота, точно в цель, но слишком медленно. Если верить его словам, он ненавидит фехтование, но на деле это единственное, чем мы занимаемся с момента встречи. Я подныриваю под его руку и продолжаю нагибаться, пока не оказываюсь у его бутс. Выхватываю из-за голенища нож и нажимаю на кнопку. Лезвие открывается с приятным громким щелчком. Делаю разрез точно в том месте, где и раньше, прямо у начала роста средней полоски волос. Кровь заливает ему глаза, и он испускает рев вперемешку со смехом. Его трясет, в животе булькает, и Лотти Мэй с Клэем тащат его в кусты, где из него выходят все хот-доги, пиво и самогон. Он не хочет драки, просто нужно совершить какое-то действие. Мне знакомо это чувство.

Чокнутый смотрит наверх.

– Здравствуй, папа, – шепчу я.

ЦЕПЬ НЕУДАЧ ПРИВЕЛА его в сердце фабрики, но даже попытка самоубийства потерпела неудачу.

Он не узнаёт меня. Живет внутри собственного одурманенного мозга. Я скольжу перед ним по липкому илу, становлюсь на одно колено и заглядываю ему в глаза, надеясь найти хотя бы один проблеск человека, которым он когда-то был. Ничего не находится.