Хор

Прошел слух, будто удар случился с Барбарой сразу после того, как анонимы сообщили ей, что Лили (учительница рисования, бывшая няня Кристы) уже давно подрабатывает в качестве bucolique.[38] Неизвестно, находились ли эти две молодых женщины в тех отношениях, которые принято называть интимными – или само несовершенство мира, сфокусировавшись, как в лупе, на бойкой Лили, многократно усилило мощь своего воздействия  - и прожгло тем самым мозговые сосуды Барбары. Фактом остается лишь то, что скончалась красавица Барбара не сразу. С диагнозом "обширный инсульт" она была госпитализирована в госпиталь Святого Франциска, где ее, превратившуюся в растение, подключили к системе жизнеобеспечения. Через пять дней муж Барбары, успевший за это время провести консультацию со своим адвокатом, проверить страховые полисы и уладить дело с меврау ван Риддердейк, дал согласие семьи на отключение системы. После чего человек в белом халате подошел к стене – и вытащил вилку из розетки.

Было шестое декабря, детский праздник. Андерс с женой, то и дело пропуская через дорогу рослых Санта-Клаусов с белыми волнистыми бородами и дико размалеванных Черных Петеров с увесистыми мешками, а также, что было самым раздражающим, целые ватаги отвратительно визжащей детворы, как раз заехали к Пиму. Совпадение заключалось в том, что в этот день они посещали по делам Зейст; Андерс захотел, просто так, подарить шоколадные буквы Пиму и его жене – просто в память о детстве (своих детей у тех не было).

Из уличного автомата, находившегося как раз возле дома Барбары и ее мужа (откуда, кстати, был виден дом Пима и его жены) он позвонил Пиму. У последнего в те времена телефон предлагал всего три опции: "mijn gezien" (моя семья), "de collega’s" (сотрудники), "deoverigen" (прочие). Нажав кнопку 1 ("mijn gezien"), Андерс спросил у Пима разрешения заехать, и тот, проверив на Андерсе все кнопки звукосигналов, наконец разрешил.

9.

Когда Андерс с женой зашли к в гостиную Пима, у него резко зазвонил один из трех телефонов, а на белом плато, прикрепленном к стене, начали ритмично мигать два красных слова: "MIJNGEZIEN". Пим жестом пригласил гостей присесть, затем взял трубку, сказал:

"Пим ван Риддердейк".

 Потом "да" – и снова "да". Потом:

"Мои соболезнования. У вас найдется секундочка? – получив утвердительный ответ, он повернулся к Андерсу с женой и сказал: – Барбара скончалась".

После этого, снова в трубку, произнес:

"Благодарю вас за информацию".

А затем:

"У вас есть рядом ручка?.. Великолепно. Записывайте".

И затем:

"Два – четыре – шестьдесят три. Также: два – семь – девяносто один. Также: два – один – пятьдесят шесть. Повторяю…"

И он повторил свои номера:

"Два – четыре – шестьдесят три. Теперь: два – семь – девяносто один. И затем: два – один – пятьдесят шесть".

"Теперь я запишу ваши номера, – продолжал Пим. Так… так… так… это служебный? Превосходно. Теперь приватный… так… так… так… Отлично. Я повторяю…"

И он повторил два телефонных номера того, кто был на проводе.

"С кем это он говорит?" – шепотом спросила жена.

"Не знаю, – сказал Андерс, – а что?"

"Мне кажется, это тот, кто занимается делами Барбары. Ну, поверенный. Или адвокат… Или, может быть, врач?"

"С кем ты говорил?" – спросил Андерс, потому что Пим как раз в это время положил трубку.

"С мужем Барбары", – сказал Пим.

И  добавил:

 "Ээээ, пардон, со вдовцом. А что?"

10.

Андерс снова обнаружил себя в доме Кристы и Йохана. Он твердо уверился в этом по тому, что Криста громко сказала:

"Ну ладно, разговоры разговорами, а мне надо готовить еду".

Обычный компатриот Андерса, вне всяких сомнений, возликовал бы от перспективы заполучить дармовой обед. Но, в силу того, что с Андерсом произошла какая-то мутация – или он чем-то заразился от жены, которая была частицей иноземного хора, – он думал о данной перспективе совместной трапезы с искренним ужасом. (А что еще искреннего остается от человека, если, хорошенечко потерев, отскрести от него тонкую патину цивилизации?)

Андерса ужасал не сам обед (хотя наблюдать удовлетворяющего свою пищевую потребность Йохана – и в особенности слушать его кабаньи шутки – являлось рвотным средством само по себе) – Андерса куда больше угнетала подготовка к обеду, то есть действия своей сестры.

Женщина живая, номинально образованная, наделенная кокетливым (хотя и сугубо поверхностным) артистизмом, она полностью эту живость утрачивала, едва прикоснувшись к сковороде.Происходило, буквально, мгновенное перевоплощение: едва взявшись за означенную сковороду, Криста оказывалась плотно укутанной толстой муфтой мысленепроницаемой тупости. Эта муфта была так толста, что изменялись и сами движения Кристы: все они делались толсты, тупы, неповоротливы. Каждое ее движение будто говорило: видите? Видите, как я, готовя пищу для семьи, кладу на это свою жизнь? Как бессловесно жертвую собой? Видите, что я делаю во имя Величайшей Женской Миссии? А знаете, почему? Потому что мне известна Высшая Кухонная Мудрость бытия, а все вы – все до одного! – попрыгунчики и шалопайчики.