Хоразинские рассказы [компиляция]

Но, не стану вдаваться в подробности, потому что те книги не играли никакой роли в историях, рассказанных мною и Джереми Ходдером. Это был молодой человек, нанятый аукционным домом, чтобы занести в каталог антикварную мебель, картины, посуду и тому подобное. Сдаётся мне, обнаруженное впечатлило и его тоже.

Когда я ехал назад, в гостиницу за несколько миль от дома, то заметил на поле, среди пожухших кукурузных стеблей, группку из пяти-шести детей в развевающихся белых простынях и каких-то масках.

Позже, уже в гостинице, когда мы уселись у камина в холле, Ходдер упомянул об этом. Он ехал на своей машине, но тоже увидел детей.

— Поздновато для Хэллоуина, — заметил он.

— Да, верно, — согласился я. — Но это старинный обычай.

— Некоторые обычаи в этих местах весьма странные.

— Более странные, чем вам кажется, — прибавил я.

На улице разбушевалась буря. По окнам забарабанил дождь со снегом. Надеюсь, те дети без проблем вернулись домой.

Хозяин гостиницы принёс бутылку вина. Я налил нам обоим и начал свою историю, будто сбрасывая бремя тайны, пронесённой через всю жизнь. Это было самое подходящее время, чтобы избавиться от неё. Объяснить лучше я не могу.

— Видите ли [начал я], мне известно, чем занимались те дети, потому что много лет назад и я был одним из них. Это, конечно, происходило давным-давно, как мне представляется, задолго до вашего рождения. Мои родители собирали антиквариат. Вдобавок, мать у меня была художницей с претензией на школу Брендивайна[9] (уайетовская[10] традиция и всё прочее), потому-то она любила эти пейзажи, с их нежными оттенками бурого и серого, а ещё нечастую тёмную синеву зимних вечеров. Хотя большинство своих картин Уайет написал в южной Пенсильвании, она надеялась отыскать на севере свежее вдохновение. Из-за двух этих увлечений мы частенько заглядывали в эти края. Нет, мы не знали м-ра Роттенберга, хотя, кажется, кое-что о нём слыхали. Мои родители подружились с другой супружеской четой — антикварами и фермерами, и мы иногда гостили на их ферме, как правило, на выходные или школьные каникулы. У них имелось двое детей, с которыми я крепко сдружился. Мальчик, Адам, был на пару лет старше меня. Джудит, его сестра, — на три года младше. Значит, мне тогда было двенадцать, Адаму четырнадцать, а Джудит — девять. В округе имелось всего несколько детей с близлежащих ферм, поэтому разница в возрасте большого значения не имела и, собираясь вместе, мы сколотили нашу собственную маленькую ораву, в которой я был кем-то вроде почётного гостя. Естественным предводителем, как самый старший из них, стал Адам.

Пропустим несущественные подробности. Мы играли в игры. Я помогал Адаму и Джудит по хозяйству, что для меня, городского ребёнка, было необычайно увлекательным. Я никогда прежде не видел корову вблизи и уж тем более не помогал загонять её в хлев. Там было полным-полно полудиких кошек, хотя те, кто их знал, обращались с ними, как с домашними.

Не берите в голову. Что важно — ночью, наподобие этой — холодной и ветреной, хотя и без дождя, Адам велел мне надеть куртку и идти с ним. Наши родители были где-то в доме. Мы не стали им говорить, что уходим. Я сомневался, зачем нам куда-то идти, но Джудит знала, что шуметь не нужно и поведение Адама ясно показывало, что мне тоже следует быть потише и так нам удалось выскользнуть на улицу. Адам нёс большую сумку, похожую на армейский вещмешок.

Мы торопливо шагали по опустевшим полям. Это и вправду был конец года: урожай давно собран, для Хэллоуина слишком поздно, под мрачными небесами лишь грязь и жухлые кукурузные стебли. Поздновато для Хэллоуина, но, когда мы встретили остальных детей — всего нас оказалось семеро — Адам поставил сумку и вытащил оттуда наряды для всех — белые простыни, в которые облачились все прочие, не объяснив, как это правильно делается, хотя кому-то следовало показать мне, как натянуть её на голову, чтобы можно было смотреть через дырки для глаз. Все мы нарядились, словно привидения, только ещё и нацепили маленькие металлические короны с рожками, по-моему, сделанные из жести.

К этому моменту я был сильно озадачен и, может, чуточку испуган. Я не понимал точно, игра ли это. Адам сказал мне только:

— Вот что мы делаем. Ты тоже должен делать это.

— Делать что?

Ответа не последовало. Мы зашагали через поля и понемногу все остальные принялись напевать. Большинство слов мне не удавалось разобрать. Что-то было просто тарабарщиной. Что-то — на другом языке. Это могла была латынь или то, что когда-то считалось латынью. Peetra partra perry dicentem.

Потом, когда мы подошли к голой вершине холма, эти слова сменились тихо выпеваемой понятной речью, что-то вроде:

Выйдет Белёсый,

Луна взойдёт,

Белёсый выйдет,

Уже вот-вот.

По мне, всё это сильно смахивало на сон. Меня подхватил поток чего-то непонятного. Но это же мои друзья. Они не причинят мне вреда. Это не может быть что-то плохое. Наверняка, это какой-то секрет, который они откроют мне.