Хореограф. Роман-балет в четырёх действиях

Было странно ощущать себя жертвой системы, против которой он, если честно, никогда не выступал: был активным и искренним комсомольцем, охотно жил по принятым в советской среде правилам, верил даже… не совсем в коммунизм, но в идеалы. Ими и руководствовался, и что получилось?

Олимпиада Васильевна Медведева. Ленинград, 1970

На душе скребли бездомные кошки, губы были сжаты, спина стала ещё прямее.

Если бы от злости можно было вырасти, он стал бы выше всех в их выпуске.

Одноклассники бурно обсуждали: кто куда распределён, устраивали каждый свою собственную судьбу, иностранные учащиеся звали на прощальные вечеринки.

Приближался выпускной вечер.

Был уже сшит шикарный бархатный пиджак и (писк моды!) гипюровый батник с длинными язычками воротника, и это кружево и бархат были ему очень к лицу, превращали в настоящего Принца.

Которого ни за что ни про что изгнали из его собственного королевства.

«Ничего, это ещё не конец сказки!» – сердито думал он.

Дома надо было (отплакав один раз) скрывать своё разочарование, не расстраивать ещё больше и так убитую страшной новостью Маму, не выказывать слабости перед отцом; надо было делать вид, что всё к лучшему.

На брегах Невы…

Были предложения из других городов: мир балета тесен, выпускники, особенно хорошего уровня, наперечёт, художественные руководители театров присматриваются к ним заранее: Васю, само собой, приглашали… уехать, что ли, из Ленинграда? Но… как это – уехать от всего самого главного, из центра балетной жизни? Больше того – из центра его тогдашней, юношеской Вселенной? Его мир вращался вокруг Кировского и (в крайнем случае!) Малого театров…

– В этом ты не прав, Вася! На другие города не соглашайся, это тебе ни к чему, потом оттуда не выберешься, но почему бы тебе не прийти к нам, в Консерваторию? – незабываемая Нина Рубеновна Мириманова²¹, ещё один его добрый ангел. Как и от кого она узнала, что он не попал ни в Кировский, ни в Малый, почему решила помочь?

– Не расстраивайся, – твердила она, – приходи к нам в труппу: натанцуешься у нас, наберёшь интересного опыта, поработаешь с молодыми хореографами! Кировский и Малый – это ещё не весь ленинградский балет, сам увидишь.

«Меня приглашают в Оперную студию Ленинградской Консерватории», – звучит неплохо, можно порадовать Маму. Не Кировский, ну и пусть, Мамочка, но, говорят, там тоже неплохо, и там я буду много танцевать… и ставить буду! И, между прочим, моё большое классическое па совсем скоро покажут в Театре балета Дворца культуры имени Горького, вот!

«Да что ты? Замечательно! – преувеличенно радовалась Мама. – Это из «Дочери снегов» Минкуса, да?»

Это была хорошая новость: в то время там был сильный, практически профессиональный коллектив, там начинал уже очень известный Григорович²², и постановка начинающего хореографа, вчерашнего учащегося, была серьёзной ступенькой… но на какой лестнице? Куда она вела?

Вместо прямой и понятной дороги перед ним оказалась какая-то странная полоса препятствий… впрочем, пусть будет Консерватория.

«Это тоже опыт, Вася, тебе он пригодится, ты поработаешь там, а потом… мало ли, всё может измениться», – утешали его расстроенные (ничего нельзя сделать: партком сильнее искусства!) педагоги.

Встреченная в коридоре Клушина прошла мимо, не поздоровавшись, улыбнулась язвительно, как классическая коварная злодейка.

«Нельзя распускаться, нельзя показывать всем, что тебя удалось победить, что ты огорчён! Что какая-то Клушина смогла испортить тебе жизнь, да пошла она! В Вагановское поступил не сразу, и это переживу! Я ещё всем докажу…» – твердил он сам себе.

И вот он уже на выпускном, в том самом, шикарном, сшитом Мамой «по блату» у знакомого портного, пиджаке, с романтическим кружевным воротником батника, в моднейших брюках «клёш» – только туфли были старенькими, не удалось достать ничего получше, но кто их видит?

– Вась, пиджак – супер! Просто отпад, дай завтра надеть! – потом он иногда одалживал его приятелям и брату, идущим на свидание: весь мир театр, и костюмы должны соответствовать ролям.

Время ученичества позади, диплом в руках, и больше не будет ежедневных уроков, не нужно будет каждое утро прибегать сюда, в это ставшее вторым домом здание… на душе было смутно: не такая уж радость – этот выпускной вечер, скорее печаль и невнятная тревога. Не остались ли позади лучшие годы?