Хореограф. Роман-балет в четырёх действиях

Любомир, звезда и старший товарищ, явно выделял Васю, его внимание льстило, они быстро стали друзьями: Вася восхищался им, а Кафка («Зови меня Любош!..») охотно делился секретами классического танца, опекал его, играл в наставника. Он увлечённо рассказывал о старинном балете «Сатанилла» (танцевал отдельные номера из него, а вот бы восстановить его целиком!), о сказочной Праге… я непременно приглашу тебя туда, Прага прекрасна, как музыка!

Кто первым пустил тот слух?

Может быть, Румен? Ему было обидно, что Кафка сблизился с Васей, а не с ним? Или он не причастен к возникновению сплетен, просто он ревновал? И это из-за его ревности, из-за его тщетных попыток привлечь особое внимание Любомира, на них вдруг стали посматривать – многозначительно и странно?

Вася уже успел узнать о той, «другой» любви, на которую тогда намекал Румен: оказывается, бывает и такое, ну и что ж, пусть… можно восхищаться кем угодно, влюбиться издалека в того же Барышникова, чем не любовь – к совершенству, к красоте, к недостижимому мастерству?

…Наша повесть уже перевалила за сто двадцать страниц, летела к развязке, когда мой герой написал мне, что поехал в Болгарию, в театр города Русе, на премьеру «Лебединого озера». Всего час езды от Бухареста, где сам Вася ставит «Спящую красавицу», а постановщик «Лебединого» – Румен Рашев.

Они, одноклассники, не виделись больше сорока лет: Румен живёт и работает в далёкой Венесуэле. Впрочем, в мире балета нет понятий «далеко» и «близко», и если они не встречались, то значит… ничего это не значит, просто прошло больше сорока лет.

Может быть, нужно было случиться этой повести, чтобы они вспомнили друг о друге и увиделись? Встретились как добрые друзья, говорили и говорили, вспоминали Вагановское, своих учителей, Любомира Кафку… да, и его. «Любош говорил мне, как он тебя любил… со мной-то просто дружил, а к тебе относился совсем по-другому!»… Румену немало лет, у него счастливая семейная жизнь: жена-художница, двое детей, внуки. Но иногда он вспоминает юность и свою первую, яркую, безответную любовь к красивому танцовщику Любомиру…

– Вась, ты только не обижайся, но говорят…

Хорошо, когда есть верные друзья.

Оказывается, училище гудело от слухов, как потревоженный пчелиный улей: Любомир Кафка и Вася… вы слышали? неужели правда? вы тоже заметили? вечно вместе, неразлучная парочка! думаете, у них… да что же ещё может быть?

– Вась, ты бы поосторожнее с этим!

– Да не с чем мне осторожничать, мы просто дружим! Любомир мне помогает, он же намного опытнее…

– Вот именно, Вася! Ты бы не поддавался на эти западные провокации, дойдёт же до начальства!

До начальства – значит до парткома и Клушиной, педагоги-то смотрели на это спокойно, обладая широтой взглядов, – разумеется, дошло довольно быстро. Она была рада воспользоваться поступившей информацией: фраза о «моральном облике» была ловко вписана между прочих его мнимых преступлений. Не открытым текстом: не докажешь, никто свечку не держал, мальчишка твердит, что они «просто дружат», но пустить слух… не надо главным театрам города такого солиста, совсем не надо.

И вот распределение позади – а впереди два года работы в Оперной студии Консерватории.

Начался новый период его жизни, и через много лет станет понятно, что он был очень важным, знаковым. Что ни делается – всё к лучшему: неизвестно, что было бы с ним, попади он сразу в Кировский, кем бы он там стал? Рядовым танцовщиком, одним из многих солистов? Оттачивал бы и дальше уже обретённое мастерство, дошёл бы, может быть, и до каких-нибудь вторых ролей классического репертуара. А здесь… Нина Рубеновна была права: он увидел другой балет, смог поработать с молодыми новаторами.

Все, кто тогда только начинал свой творческий путь и с кем Васю свела судьба в Консерватории, стали в дальнейшем интересными хореографами: Володя Салимбаев²³, Олег Игнатьев²⁴, Леонид Лебедев²⁵, Эдвальд Смирнов²⁶, Сергей Сидоров, Жора Ковтун²⁷ … со многими Вася дружит до сих пор, некоторых, к сожалению, уже нет в живых.

Все были молоды, полны идей, энергии, искали новые подходы к балету. Они заражали своим энтузиазмом и верой в то, что делают, смело экспериментировали, подолгу, до ночи, задерживались в балетном зале, пробовали, спорили, ругались, кричали, и снова пробовали, а потом шли к кому-нибудь домой, и пили чай, а то и что-нибудь покрепче, и продолжали спорить, размышлять… вот это и есть – любовь!

Хорошая была компания – и, если вдуматься, хорошее было время.

«В труппе Оперной студии было много способных артистов, для которых эта работа стала трамплином для дальнейшего карьерного роста в других театрах, – рассказывает сегодняшний, много повидавший, опытный Василий. – В те годы каждая труппа имела (и стремилась приобрести) хороших профессионалов, уровень солистов везде был высоким: и в провинции, и в союзных республиках. Все были на слуху и на виду!»