Хорошая компания

Выйдя из дома с чашкой кофе, она увидела, как несколько человек, знакомых ей по прошлым годам, – монтировщики и реквизиторы – расстилают на траве два огромных куска брезента. Молодая женщина с двумя длинными темными косами, закинутыми за спину, одетая в мешковатый комбинезон поверх майки, на живую сшивала куски здоровенной иглой с бечевкой. Вместе они были метра три в длину и больше четырех в ширину. На брезенте были нарисованы деревья – вишневый сад из пьесы. Флора подошла поближе, рассмотреть задник – он был великолепен. Написан в стиле Сера: голубые, зеленые и розовые тона. На картине деревья были в цвету, глубина изображения поражала: казалось, сад уходит далеко вглубь.

– С ума сойти, да? – сказал Чарли.

Старый добрый Чарли, который по-прежнему приезжал каждый год фотографировать постановку. Сегодня он попросил Руби ему помогать. Она пришла от этого в восторг, а Флора была благодарна; еще один ценный отвлекающий момент.

– Роскошно, – ответила Флора. – Хельга?

– Конечно.

Хельга была талантливой, получившей множество наград художницей-постановщицей и завсегдатаем Стоунема. То, что она привносила в спектакли, Флора любила больше всего. Постановка с Хельгой всегда оказывалась богаче, изобретательнее, от нее захватывало дух больше, чем от чьих угодно других работ. Когда Руби была помладше, она часами крутилась у Хельги в амбаре, и та разрешала ей «помогать» раскрашивать маски, шить кукол, приклеивать к костюмам перья или картонные крылья. Было лето, когда они делали отрубленные головы из папье-маше для «Человека на все времена»[48] – жутковатая работа, которую Руби обожала.

Задник явно задумывался с учетом тсуги, потому что как только брезент натянули между металлическими шестами за деревом, поддельные деревья окружили настоящие с идеальной симметрией, и осиротевшая тсуга стала чем-то новым: часть обреченного вишневого сада. Как жаль, не в первый раз подумала Флора, что творение Хельги после спектакля скатают и уберут, и его, скорее всего, больше никто не увидит. Но еще Флора впервые подумала, как неописуемо красиво то, что единственными, кто сохранит память об этом саде, станут те, кто сегодня пройдет через Стоунем.

Джулиан в кухне пек оладьи с черникой, которые обожала Руби. Он не слышал, как вошла Флора, и она какое-то время смотрела, как он наливает на древнюю блинную сковороду, которая, наверное, принадлежала матери Бена, идеальные круги. Потом брал горстку ягод и аккуратно выкладывал по несколько штук на каждый кружок теста. Изящный и точный – таков был ее муж. Он обернулся, увидел Флору, и выражение его лица – счастливое, полное надежды, осторожное – изменилось. Она отвернулась.

– Привет, – сказал Джулиан.

Он сделал шаг к Флоре, потом остановился. Начал что-то говорить, но тут затопала по лестнице Руби. Вошла в кухню, ворча, как не смогла найти нужный объектив, «суперширик», а как снимать то, что она хотела, без этого объектива? Она знала, что он где-то лежит, в Испании он у нее был, если только она его не потеряла, не оставила случайно в номере или в арендованной машине, что означает, что ей придется звонить Ивану или его родителям, и ну его на фиг! Она ни за что не станет звонить Ивану.

Руби обернулась со стаканом апельсинового сока в руке и увидела, как ее родители смотрят друг на друга, а потом на нее.

– Что?

– Доброе утро, – сказала Флора.

– Доброе утро, матушка, – театрально поклонилась Руби, потом повернулась к Джулиану: – Доброе утро, батюшка.

– Уверен, у Чарли есть любой объектив, которого тебе не хватает, – сказал Джулиан.

– Но суть в том, чтобы я сняла то, что Чарли не снимает.

– Так если он не использует суперширик, ты сможешь его взять, так?

Руби выдала один из своих коронных вздохов, с опущенными плечами и нижней челюстью.

– Видимо, да, пап. – Она села за стол, и Джулиан поставил перед ней тарелку с оладьями. – Хммм.

Руби наклонилась лицом в тарелку и вдохнула, снова на пятерку. Схватила сироп.

– Эй, а когда мы летим домой?

Джулиан посмотрел на Флору. Флора посмотрела на Джулиана. Ее реплика.

– По-моему, вы улетаете в понедельник утром, – сказала Флора.

– В смысле? А ты прилетишь потом?

– Да. Я возвращаюсь в город поработать.

– Не понимаю, – сказала Руби, как всегда нарезая оладьи на мелкие кусочки. – Почему тебе надо сейчас работать в Нью-Йорке? Ты дома записаться не можешь?

– Я подумывала о том, чтобы провести какое-то время в Нью-Йорке, – сказала Флора, отметив про себя, как небрежно звучит ее голос, потому что сердце у нее летело галопом, как чистокровный конь вокруг девятой метки. – Квартира моего приятеля Майкла свободна, и я подумала, что вернусь, поживу там немного, может быть, разведаю кое-какие возможности. Представлюсь агентам по кастингу, обойду всех.

Руби не поднимала голову, поедая оладьи; макала каждый крошечный кусочек в лужицу сиропа у края тарелки. Джулиан посмотрел на Флору и пожал плечами, но Флора знала, что Руби пропускает услышанное через мозг; она почти видела, как факты превращаются в знание.