Ты говорил слишком быстро. Ты слишком много жестикулировал, твои руки отвлекали слушателей. Не смотри на свои ноги. И так далее.
— Он прирожденный оратор, — прошептала Мэг.
Мэг неверно расценила мое молчание, как отсутствие внимания. Сама она была полностью поглощена Уиллом: действительно, я подозревала, что она не способна думать ни о ком другом. Ее доклад будет безупречным и очень полезным.
Она положила маленькую руку с изысканной формы ногтями на мою кисть. Сегодня ее ногти были розовыми в полном соответствии с тоном помады.
— Тебе еще многому надо научиться, Фанни, — сказала она взволнованным шепотом. — Развивать чувство юмора. Тогда ты будешь лучше справляться.
Я стиснула зубы. Мимоходом оскорбив мое молниеносное чувство юмора, она заодно предположила, что я недостаточно компетентна? Разве моя неопытность и невежество были настолько очевидны?
— Буду иметь ввиду, — пробормотала я.
Мэг сжала пальцы.
— Пожалуйста, не обижайся, — сказала она. — Ты такая хорошая, Фанни, и я всего лишь пытаюсь помочь. — она понимающе улыбнулась. — Я была с ним немного дольше, чем ты.
За дверьми Палаты общин толпились фотографы, рука об руку, мы остановились в дверном проеме и несколько секунд позировали им.
«Новая Золотая пара парламента», гласил заголовок в воскресной газете. Камера запечатлела Уилла озабоченным, но неотразимым. Я выглядела несколько хуже; после недолгого изучения фотографии, я пришла к выводу, что у меня настороженный, почти испуганный вид.
Во всяком случае, Манночи, который ночевал на диване в нашей квартире, был удовлетворен.
— Это произведет впечатление на избирателей.
Мне показалось, что Уилл изучал фотографию слишком долго.
— Я получился лучше, чем ты, — произнес он.
— Я тоже так думаю. — я сосредоточилась на сковороде с жареным беконом. — Но я это переживу.
— Конечно, — сказал Манночи.
Уилл еще не исчерпал эту тему.
— Я не могу себе позволить неудачных фотографий. Ни одной. Поддержи меня, Манночи. Один плохой образ, и потребуются годы, чтобы устранить последствия.
Мы сидели на диване в гостиной, ели бекон, яйца и тосты, пили кофе и просматривали утренние газеты. Уилл с Манночи обсуждали тактику и долгосрочные планы общественных мероприятий.
Я оторвалась от газеты, услышав новую дату.
— В декабре я буду в Австралии.
Мужчины дружно обернулись ко мне. Уилл сказал:
— Ты мне этого не говорила, Фанни.
— Говорила. Ты забыл.
Манночи собрал крошки в своей тарелке в аккуратную маленькую кучку.
— В Ставингтоне будут большие мероприятия на Рождество. Для горожан это вопрос престижа. Ожидается безумное количество благотворительных акций, которые депутат парламента поддерживает своим участием. Будут вечеринки в поддержку детских домов, вечнозеленых растений и инвалидов. — он виновато улыбнулся. Ваше присутствие действительно является обязательным условием.
Я обратилась к Уиллу.
— Прекрасно. Ты же там будешь.
Уилл взял второй тост с маслом.
— Фанни, я не уверен, что знал о твоих планах, но ты нужна мне. — он выглядел таким привлекательным: слегка взъерошенный, с детской тревогой в глазах. Неужели я действительно причиняю ему боль?
Я покачала головой.
— У нас с папой запланировано много дел. Мы приглашены в Хантер-Вэлли, мы должны быть почетными гостями на приеме в Аделаиде вместе с Бобом и Кеном, там соберутся виноделы со всей Ярры.
Эти имена ничего не значили ни для одного из них. Они были неотъемлемой частью нашей с отцом территории, мы вели с ними бизнес многие годы.
— Тебе нравится сладко улыбаться, целовать в щеку незнакомых людей, петь колядки и пожимать липкие руки?
— Это часть сделки. — Уилл перевел взгляд с Манночи на меня.
Мы с Уиллом немало времени потратили на обсуждение теории разделения наших бизнесов, и я считала, что могу сама решать, когда мне выходить на дежурство и становиться Хорошей женой.
— А это бизнес, Уилл. Он подразумевает долгосрочные обязательства.
Манночи взял тарелку с яичной скорлупой и направился к двери.
— Уилл, Фанни, думаю, вам надо поговорить без меня… Фанни, возможно тебе стоит завести дневник с годовым планом действий? Это поможет нам в будущем избежать непонимания.
Это послужило сигналом для нашей первой ссоры, через которую красной линией проходило: почему ты не сказала мне раньше? На что я едко отвечала: ты не слушаешь, что я говорю. Наконец, Уилл пожелал узнать, как я могла выставить его таким дураком перед Манночи?
— Очень просто, — молниеносно отреагировала я.
Это заставило Уилла усмехнуться. После чего атмосфера разрядилась и мы смогли говорить спокойно. Было ясно одно: мы не пришли к согласию в отношении демаркационной линии и должны определить границы обязательств.
Не то, чтобы Уилл требовал от меня бросить ради него работу.
— Вовсе нет, — сказал он. Он почесал затылок. — Твоя работа важна, и она имеет приоритет. Но мне бы хотелось, чтобы ты была рядом со мной в течение Рождественской гонки. Просто это мой первый год.
Большую часть ночи я пролежала без сна, взвешивая все плюсы и минусы и пытаясь соразмерить свои возможности с предъявленными требованиями.