Хорошие люди

Так пролетели осень и весна, а летом Людмила сказала:

— Как было бы хорошо, если бы ты сейчас демобилизовался!

— А что было бы?

— Я бы тебя одела в гражданский костюм, и — в загс… Ты хочешь в загс?

— С удовольствием, если бы не твой муж, который в Индии.

Людмила легонько ударила пальцем по его губам:

— Неужели ты не понимаешь юмора? Ведь я шутила насчет Индии.

— Мне иногда трудно разобраться, когда ты шутишь, а когда говоришь серьезно. Мне кажется, что ты шутишь всегда.

— Посмотри на меня: сейчас я очень серьезна.

Станислав посмотрел Людмиле в лицо: сомкнутые губы, в глазах — ни тени улыбки. Но все равно ему было трудно безоговорочно поверить ее словам. Станислав рассмеялся, обнял ее за плечи, привлек к себе:

— Можем пойти в загс хоть сегодня.

— Да? — обрадованно воскликнула Людмила. — Правда? Можем? Разве солдатам разрешают жениться?

— Я думаю, иногда разрешают. В порядке исключения…

— Но… Они ведь солдаты… Возьмут и отправят вас куда-нибудь?

— Лично меня уже никуда не отправят.

— Но… У тебя нет паспорта.

— У меня есть солдатская книжка.

— Но…

— Хватит «нокать»!

— А… если… а где мы будем жить?

— Вместе жить пока не удастся, — сказал Станислав. — Мы только распишемся — и все. Я буду по-прежнему к тебе приезжать.

— Я согласна, — несколько неожиданно сказала Людмила. — А ты не боишься, что я старше?

— Ты не старше.

— Да? Показать паспорт?

— Ты не старше, — упрямо повторил Станислав. — Меня волнует знаешь что?

— Ну?

— Что мы будем делать с твоим мужем?

— У меня нет мужа, — вздохнула Людмила. — Тот рецидивист, который в колонии, не муж, я порвала с ним тут же… Мы даже с ним не были расписаны. — Она прислонилась к Станиславу. — Теперь ты мой муж.

Вскоре они зарегистрировались.

«Вот и все, Оля…»

— Хорошо, что вы сделали это, — сказала Дильдор Аскаровна, услышав новость.

Свадьбы не было. Они втроем сидели за столом с закусками, выпили шампанского. Людмила была в лучшем своем красном платье (о фате даже речи не заводили); нарядилась и Дильдор Аскаровна; Станислав был в «диагонали» — в парадной форме. Выпив шампанского, Людмила развеселилась, говорила много нужных и ненужных слов.

— Вот я и замужняя женщина. Первый раз в жизни! Веришь? Молодец! Чуть не расписалась с рецидивистом, дура… Сейчас мы с тобой не могли бы… Оленька будет тебя звать папой! Хорошо? Ты не кивай, ты скажи: согласен? Дильдор Аскаровна, он согласен! Ты не бойся, Стасенька, у нас с тобой будет очень-очень много детей… А где ты будешь работать? Ведь их надо всех прокормить. Ты должен получать много денег… Ты будешь получать много денег? Мы поедем к тебе в Россию или останемся здесь? Я вообще-то мерзлячка… Останемся здесь, да? А тому рецидивисту я напишу, чтобы даже близко не показывался. Правда, Дильдор Аскаровна?

В какую-то минуту оставшись со Станиславом наедине, Дильдор Аскаровна сказала, понизив голос:

— Стасик, вы будете думать, что Людмила непутевая, да?

— Что вы! — искрение возразил он.

— Правда, правда. Она иногда говорит и не думает. Такой у нее характер.

— Да-да.

— Но она хорошая.

— Хорошая.

— Очень хорошая она женщина, — продолжала Дильдор Аскаровна. — Я ей тогда сказала: «Зачем тебе этот человек? Он хулиганит и пьет всегда». Она его в дом привела… Я не знаю, где она нашла такого плохого человека.

Вернулась Людмила — и Станислав был рад закончить разговор о человеке, который его нисколько не интересовал.

В конце лета Станислав получил письмо от Вениамина. «Наконец-то я тебя нашел, — писал друг. — Когда увидимся?» Вениамин признался, что не хочет возвращаться домой, что сельская жизнь его не привлекает. Хорошо было бы махнуть на какую-нибудь большую стройку, многие солдаты уезжают на стройки; у него, у Вениамина, теперь новая специальность: в армии он танкист; «на гражданке» может работать трактористом, бульдозеристом, шофером…

Письмо от Вениамина обрадовало Станислава. Он ответил — и завязалась переписка. Когда Станислав подробно рассказал другу о себе, тот ответил: «Отлично! Значит, я приеду к тебе в солнечный Узбекистан, у вас неподалеку как раз большой комбинат строится…» Станислав ответил: «Комбинат строится, но когда это будет?» — «Так я же и хочу на строительство! — пояснил друг. — Осенью я демобилизуюсь, навещу своих, побуду у них до весны, а потом прикачу к тебе… Через год ты демобилизуешься — и ко мне на комбинат. Идет? Жена не будет возражать?»

В апреле приехал Вениамин. Он мало изменился; может быть, лишь его невозмутимость приобрела более выраженный характер. И разговаривал Вениамин охотнее, чем прежде. Раньше он не очень-то разбрасывался лишними словами. Возможно, эта черта в характере Вениамина Барабанова сохранилась, но стала более «невидимой», чем была. Во всяком случае, Вениамин охотно поддерживал разговор, хоть в первое время он преимущественно спрашивал, а Станислав отвечал. Вениамин спрашивал:

— Здесь всегда в апреле такая жара?

— Это не жара.

— Да? А что будет летом?

— Я тебе писал.

— Я подозревал, что у вас не холодно… но… Я думал, что у вас просто все время солнце и тепло… если жара, то только в середине лета…