— А… А Барнса. Обсуждали Барнса. Макьюэна обсуждали, Исигуро. — Ни за что не признаюсь, что читала вслух «Орден Желтого Дятла».
— Мы тоже хотели бы обсудить Барнса, — завистливо сказал брат, и сестра кивнула.
Предложила им обсудить Барнса прямо сейчас. Барнс — мой любимый писатель, к тому же мне нечасто удается встретить людей моего возраста, которые любят Барнса, как я. Людей не моего возраста, которые любят Барнса, как я, мне тоже нечасто удается встретить. Я люблю его так, будто он сидит в моей голове и из нее пишет.
Мы обсудили «Как все было» и «Любовь и так далее» про любовный треугольник, и «Одну историю», где описано, что происходит в душе влюбленного (ему девятнадцать, ей сорок восемь, она превратилась в алкоголичку и испортила ему жизнь… но что было бы, если бы не превратилась?..).
— Давайте обсудим «Нечего бояться», — предложил брат, — это моя любимая книга.
— Моя тоже, — сказала девочка.
И моя тоже. Это книга про отношение к смерти. Барнс сам так боится смерти, что читать ее все равно что держаться за его руку…
Мы поговорили о книге, и я спросила, почему их интересует такая тема. Про смерть.
— А мы не знали, что есть смерть, — объяснила сестра.
— Нам об этом никто не говорил, — подтвердил брат.
Они сказали, что раньше не знали, что есть смерть. Про это никогда никто не говорил. А сейчас весь Фейсбук заполнен постами их друзей про болезни бабушек, дедушек и родителей, до этого они не думали, что можно умереть, а если у кого-то умирали близкие, им казалось, что это из ряда вон. Я сказала, что думаю о том же: что раньше будто не было смерти, а сейчас она везде.
— Я очень скучаю по бабуле, неизвестно теперь, когда я ее увижу… — сказал брат.
— Я тоже скучаю по бабуле, но я держусь, а он нюня… — сказала сестра, при этом сочувственно погладила его по голове, то есть по шлему. Все это время они были в шлемах. В шлемах и масках — жуткое зрелище.
…Я подумала, что их бабушка где-то за границей, в Италии, как моя мама, или застряла в Таиланде. Оказалось, их бабушка на Владимирском проспекте, дом 7, в пяти минутах от лавки «Чемодан». Но когда брат с сестрой увидятся с бабушкой — неизвестно: никто не знает, сколько времени они будут представлять опасность для своей бабушки, — месяц, полгода, год? Никто не знает.
И тут мне позвонили.
Звонят, когда уже ничего не ждешь. Вернее, ждешь, но делаешь перед собой вид, что не ждешь. Если хорошо притворяешься, что уже не ждешь, то позвонят.
Сказали, что совпадение подтвердилось, мне нужно прийти в клинику, чтобы пройти осмотр и назначить дату операции.
СИРЕНЕВЫЙ ТОЛСТОЙ
Цитата дня:
Княгиня Щербацкая находила, что сделать свадьбу до поста, до которого оставалось пять недель, было невозможно, так как половина приданого не могла поспеть к этому времени.
Еще одна цитата дня:
Но когда Степан Аркадьич начал говорить о причинах болезни Кити и упомянул имя Вронского, Левин перебил его:
— Я не имею никакого права знать семейные подробности, по правде сказать, и никакого интереса.
Я
сделала то, что в принципе делать запрещено: ткнула пальцем еще на одну страницу. По-прежнему непонятно.Вызвала такси, чтобы ехать в клинику. На мне респиратор, сверху намотан шарф. Две пары перчаток, снизу шерстяные, сверху резиновые. Ждала такси у памятника Довлатову. Загадала: если придет белая машина, то моим генетическим близнецом окажется Маратик. Белых машин много, так что это не совсем честное гадание, но все-таки.
Врач начала очень официально: «Я должна убедиться, что вы в добровольном порядке даете согласие выступить дарителем собственной кроветворной ткани. Учитывая, что это решение является очень серьезным, необходимо подойти к этому весьма ответственно».
Я сказала, что подхожу ответственно, и все подписала.
Врач сказала, что меня рассматривали как альтернативного донора из российского регистра, который может заместить иностранного донора. Сейчас, когда границы закрыты, все ситуации решаются врачами в ручном режиме, то есть на усмотрение врачей.
Я поняла: сначала нашли иностранного донора, потом меня. Я подхожу меньше, но я здесь. Видимо, это срочная ситуация, пусть донор похуже, зато быстро.