Хороший братец – мертвый братец

Шум приближался. Лому со Снычом вдруг почудилось, что остальные звуки стихли. Словно кто-то мягко коснулся невидимой сенсорной кнопки и разом отключил всю могучую стереофоническую систему ночи. Поплыли и пропали тяжелый приглушенный шепот ветра, уханье филина, электронное свиристенье сверчков, стихла неведомая ночная тварь, стрекочущая на грани ультразвука… Из мертвых динамиков пространства не доносилось ни шороха. «Запорожец», который все это время тихо тарахтел двигателем, поперхнулся – пых, пых… – и заглох. И лишь откуда-то из леса на дорогу надвигался неясный треск, словно через чащу ломился бульдозер.

– Ой беда, ребята!

Лом вздрогнул (на миг он забыл даже про липуна) и уставился на мертвяка. Липун неуклюже барахтался и лепетал:

– Уносите, уносите меня. Кукуй идет.

Вид у него был такой беспомощный, что Сныч торжествующе заорал:

– То-то, гад! Заелозил, как вошь на гребешке.

– Кукуй…

– Ну что кукуй?! Будет тебе сейчас кукуй!

– Кончай базлать, – рявкнул Лом. – Срываться надо.

Сныч вдруг разом опамятовался и задергался в попытках освободиться.

– Пусти!

– Ишь ты, пусти его. Ищи потом ветра в поле… Нет уж, что было, то было, а теперь спасайте меня…

– А хуху не хухо?! – возопил Сныч.

– От кукуя ногами не уйдешь, – проскрежетал липун. – Да и отяжелел я чего-то… На колесах утекать надо.

Треск приближался.

– Бабай, пусти руку, – сказал Лом. – Я вас вывезу. Не то всем кранты. И тебе, и нам.

– Эва как, – плаксиво протянул липун. – И этот туда же… Я отпущу, а ты – за руль и поминай как звали.

– Меня! – крикнул Сныч. – Дед, меня отпусти!

– Слово даю, – сказал Лом.

– На словах-то – что на санях, а вот на деле… – пробубнил липун.

– Слово вора – скала.

– Ну уж этого не знаю, не знаю…

В лесу, совсем недалеко, гулко хрястнуло – словно не ветка сломилась, а целое деревце, и липун торопливо завершил:

– Несите меня в машину, там ослобоню.

– Поднимай его, Сныч.

Они приподняли липуна и поволокли его к раскрытой двери «запорожца».

– Побыстрей, миленькие. Ох, догонит он нас…

Как ни спешили они, но пришлось Снычу пропустить Лома вперед, чтобы он свободной рукой откинул сиденье, потом попятился боком.

– Родненькие, постарайтесь, – стонал липун, тяжким грузом обвисая на руках.

Сныч просунулся в открытый проем, проталкивая вперед голову липуна. И Лому вдруг неуместно подумалось: «Глупо! Несем покойника вперед головой». Запихали. Сныч упал сверху на липуна. Лом откинул сиденье, прищемив Снычу ноги, и скакнул за руль. Прогретый мотор завелся с пол-оборота, но распахнутая крышка багажника заслоняла обзор. Лом выскочил из машины, захлопнул крышку и вновь прыгнул на водительское сиденье.

«Запорожец» ринулся вперед, смяв колесами тряпье, брошенное на дорогу, но тут перед самым носом машины из глухой стены вплотную подступающего к дороге леса начала стремительно выламываться громадная темная фигура. В ветровое стекло ударила гигантская не то рука, не то лапа… Мелькнули кривые когти размером с финку. Переднее стекло мгновенно заволоклось туманной сеткой трещин и рассыпалось. Лом резко вильнул влево, увернувшись от столкновения, и услышал, как страшные когти проскрежетали вдоль борта, раздирая тонкую жесть.

– Батюшки-матушки! Забочит он нас, – всхлипнул липун.

Лом выровнял машину и ударил по газам. На миг ему померещилось, что ухабистый проселок залит вспучившейся квашней, в которой вязнут и едва проворачиваются колеса.

– Ох, не уйдем.

– Проканаем! – крикнул Лом.

Молодецкий этот клик отрезвил его самого. Наваждение рассеялось: «запорожец» не буксовал на месте, а бежал вперед, прыгая по колдобинам.

– Прорвались! – пробормотал Лом, хотя и понимал: ни хера они пока еще прорвались, и до смертинки, как и прежде, три пердинки.

И, словно подтверждая опасения, в спину ему ударил низкий рев, раздавшийся так близко, словно монстр уже просунул голову в машину:

– Х-Х-ХРЫ-Ы-Ы-ЫХ ЧЕ-Е-ЕЛО-ОХ-Х-Х-Х…

Лом невольно пригнулся к рулю и жал на газ что было мочи.

– ХРА-А-А-АГ ВЕРЕХ СМЫРТ…

– Сердится, – прошептал липун.

Рык несся за ними, не отставая. Обернуться и посмотреть, далеко ли жуткая тварь, Лом не решался – он не отрывал глаз от дороги.

– Эй ты, как тебя! – крикнул он липуну. – Шибко эта Годзилла бегает?

– Кукуй-то? – просипел мертвяк. – Шибко, ой, шибко… Бегать он горазд. Ты уж поднажми, милый.

Они неслись по ухабам. «Запорожец» дребезжал, скрипел, громыхал, позвякивал, Сныч и липун дружно охали всякий раз, когда колеса натыкались на очередную кочку и отрывались от грунта, а колымага, зависнув на мгновение в воздухе, грохалась оземь. При каждом прыжке у Лома екало в груди. Лопни пружина подвески – и… чахты. Ему, Лому, чахты – на остальных он болт забил. Но амортизаторы держались, движок выл и стучал, но тянул, и рев позади постепенно отдалялся.

– Х-ХРЫ-Ы-ЫХ-Х ЧЕ-ЕЛОХ-Х-Х Х-Х-ХРЫ-Ы-Ы-А-А-АХ ЧЕ-Е-ЕЛО-ОХ-Х-Х-Х…