Холодное окоченевшее тельце под кроватью в пыли. Невозможно было поверить, что это навсегда… что ничего нельзя изменить. Мямлик лежал в ладонях плоский, потускневший, неподвижный… Ослепительная радость, когда наконец дернулась ножка… Егор все дышал и дышал на него, а Мямлик…
Мама сказала, что он не умер, а крепко спал. Мертвые не оживают. Сама же читала вслух Библию… Иногда оживают. Мямлик ожил. Конечно, он очень маленький, но и Егор был тогда – от стола два вершка… А теперь с ним Легба.
Где он? Только что был здесь.
Егор захлопал по покрывалу, нащупывая истукана. Опять исчез. Егор достал из стола фонарик, лег на пол и посветил под тахту. Пыльную пустыню, простиравшуюся под низким фанерным небом до стены, населяли лишь перекати-поле – комочки свалявшегося сора – и обломок карандаша, занесенный прахом. Егор повел лучом из стороны в сторону. Легба притаился слева, у ножки тахты под густыми паучьими силками, как под маскировочной сетью. Егор достал истукана и бережно обтер с него паутину.
– Ты мне поможешь?
Черный горбун хищно щерился: мужайся. Воины не страшатся, колдуны не сомневаются. Материнская кровь слаба, тебе не подмога. Ты – наш, в тебе черная кровь. Истукан жег пальцы, но Егор уже не выпускал его из рук. Он метался по комнате, ложился, вновь вскакивал и лихорадочно перебирал в уме все, чем надо запастись. Главное – ничего не упустить. Фонарь. Нож. Сосуд? Подойдет любая бутылка. В подвале их много. Кровь черного животного… Что еще?
– Нож, – будто подсказал Легба, – не забудь нож!
Егор выглянул в коридор. Мама не спала.
Куда девать зомби, когда тот оживет? Пусть прячется в подвале. До поры до времени. Приказать, и он исполнит все что угодно… От Легбы шел жар, которого хватило бы не на одного – на сотню зомби…
…И вот уже по всему городу днем и ночью курсируют, неуклюже переваливаясь, лихие, мертвенно-бледные ребята. Зомби, одетые в обноски – в грязные рваные рубахи и замызганные пуховики, в стоптанные резиновые сапоги и разваливающиеся кроссовки… Неподвижно свисают когтистые лапы, готовые схватить всякого, кто обижает беззащитных. Тусклые глаза рыщут по сторонам, выискивая несправедливость. Зомби-полицейские. Зомби-копы. Защита всех обиженных. От них не скроешься. Их не уболтаешь.
Егор поежился. Сладко ли жить в городе, где царит мертвая справедливость? Но лучше такая, чем никакой…
Он опять отправился на разведку. Все! Мама ушла к себе. Егор подождал с полчаса, потом вытряхнул из рюкзака учебники, достал из ящика стола китайский складной нож с резиновой рукоятью и остро отточенным лезвием, взял фонарик и потихоньку прокрался на кухню. Лумумба спал на подоконнике. Егор взял его за шкирку сонного. Кот разнеженно потянулся. Егор опустил Лумумбу в рюкзак и мгновенно задернул молнию. Кот забился, затрепыхался, но было поздно. Вскоре он затих.
Егор тихо выбрался из дома и пошел вниз по лестнице, сжимая в руке истукана. Ему было очень страшно, но впервые в жизни он гордился темной кожей. Он, дагомейский маг и воин, шел биться за свободу и достоинство.
У входа в подвал он остановился. Захотелось убежать, забиться в постель… Но дорога назад – через Плешку, от которой не спрячешься под подушкой. Держи подарок, Черныш. Халява…
Он зажег фонарь и шагнул внутрь. Кажется,
– Лумумба, ты чего притих? – прошептал Егор дрожащим голосом. – Испугался? Мне не страшно. И ты не бойся.
Автомобильный аккумулятор. Битые бутылки. Розовый пластиковый пупс без рук и головы. Пухлые бухгалтерские книги с высыпавшимися листами. Стоптанный ботинок. Обломок бейсбольной биты…
Мертвеца нигде не было видно. Егор решил дойти до любой стенки подвала, а та рано или поздно выведет к отсеку, около которого лежит покойник. Он долго пробирался по валяющейся на полу дряни, но стены все не было. Егор повернул назад. Он вдруг испугался, что не сможет найти выход из подвала. Он шел, как ему казалось, в том же направлении, откуда пришел. Разрушенная кирпичная ширма и кровать будто исчезли. Егор почувствовал облегчение. Он словно бы получил безмолвное разрешение искать выход из подвала, а не…
И тут он увидел лежащего бродягу.
У Егора ослабли ноги. Он долго стоял, шаря лучом и прислушиваясь. Теперь его до смерти пугал не сам труп, а
Нет, я не смогу даже подойти к нему, не то что прикоснуться…
Замедленно, как во сне, он шагнул назад, но тут в памяти вспыхнула насмешливая рожа Кока-Коли: