Хороший, плохой, Рамси (СИ)

Рамси уже давно забросил свои почти порнографические фантазии, которые бы только записать и запродать за хорошие деньги любителям снаффа – после того, как все так повернулось, их придется отложить как минимум до конца Зимы. Упырей действительно стало только больше, и хотя они еще не встречали Иных, да и белый холод их особо не трогал, Рамси еще нужны руки Джона. И зубы Призрака. Но на самом деле это не особо расстраивает – они всегда успеют вернуться к ножу и эластичным фиксаторам позже. А пока Рамси тоже хочет зайти дальше.

Он хочет попробовать кое-что посильнее острого лезвия под кожей, посильнее всего, во что он играл раньше. Он хочет подготовить и открыть Джона, не оставляя на нем пока болезненных надрезов и зарубок, не перебив пока ни одного пальца. Не касаясь его в этом плане, если, конечно, не говорить о тех касаниях, которыми он прямо сейчас собирается заняться. Но это не в счет, Джону действительно полезно сбрасывать напряжение не только в руку, да и сам Рамси лучше поебется послаще – тем более что марципановый лорд в этом неплох с обеих сторон, – чем вяло погоняет шкурку в салфетку джоновой тетки. И тем более – что это поведет их обоих дальше, тонкими мокрыми шнурами по сухим плечам вниз, тугой стяжкой за спиной.

Рамси пока не хочет думать о том, что будет, когда эти шнуры обовьют Джона целиком, вопьются в кожу до красного мяса, дойдут до ребер и желудка. Когда они останутся наедине – он, Джон, молоток, хирургические ножницы и дразнящая инъекция лидокаина. Рамси не хочет думать о том, что будет делать дальше. Он не очень уверен уже – был когда-то уверен? – что именно хочет сделать с Джоном Сноу. Рамси наблюдает за ним все это время и отгоняет мысли о том, что из Джона выйдет худший исполнитель на свете, что его мозг – самое ценное – будет неисправимо поврежден, если работать с ним так же, как с девочками или Вонючкой. Отгоняет мысли о том, что, возможно, ему и вовсе не придется побаловать себя, бережно подшивая отрезанную губу, чтобы не испортить такой вызывающе сложный объект – и о том, что цель, для которой он вообще открывает Джона, теряется со временем и ускользает из потных пальцев. Но нет, нет, это будет потом, Рамси подумает об этом завтра-послезавтра-через-месяц. Пока что ему нужно только взрезать место для новой стяжки. И потуже затянуть режущую удавку на собственной глотке. Ведь ес­ли ты хо­чешь, что­бы что-то при­над­ле­жало те­бе – то и ты бу­дешь при­над­ле­жать ему. Наб­ра­сыва­ешь цепь – и другой ко­нец на твоей шее. И Рамси довольно вдохновлен и возбужден от этих мыслей, когда поднимается обратно по лестнице и шлепает пятками по деревянному полу второго этажа. И негромко стучит в дверь облезшими от холода костяшками пальцев.

– Джон? Я могу еще раз зайти?

Он слушает тишину довольно долго, ежась от прохлады и машинально поглаживая свой волосатый лобок, пропуская член между расставленными пальцами и загребая подтянувшиеся яйца.

– Что еще? – Джон наконец отвечает ему.

– Я могу зайти? – флегматично повторяет Рамси, качаясь на пятках и лаская яйца шершавыми подушечками пальцев.

– Хорошо. Надеюсь, это быстро, – Джон явно больше вынужденно, но дает согласие, и Рамси толкает дверь, заходя в слабый свет, собирая волосы обеими руками, чтобы Джон точно ничего не пропустил.

Джон так и сидит на кровати, перебравшись к подушкам, и смотрит на него поверх одной из своих тетрадей. Блокнот с карандашом и не пригодившиеся салфетки лежат по его правую руку, и Рамси вспоминает, что так и не умылся. Срать.

– Какого… какого хера? – возмущение в голосе Джона почти утомленное, и вот это плохо. Но Рамси знает, что с этим делать.

– Тебе нужно еще. Нельзя принимать лекарства по половине дозы.

– Я спрашиваю о том, что у тебя на шее. Какого хера? – голос у Джона вздрагивает.

– А что, на Призраке он смотрелся лучше, чем на мне? – ядовито и открыто дерзит Рамси.

– Он никогда не был на Призраке. Он… – резко отвечает Джон и вдруг сбивается, – он Серого Ветра. Я никогда не одобрял силовые методы воспитания, в отличие от Робба, – он так же резко замолкает.

Дерьмо-дерьмо-дерьмо.

– Извини, – и Рамси действительно выглядит виноватым, опуская волосы обратно и скрывая ими ошейник. – Нет, нахер, извини меня, Джон. Я хотел… – он знает, когда нужно капитулировать.

– Нахрен. Неважно, что ты хотел, – Джон глубоко вздыхает, возвращаясь к своей тетради. Его нервно сжатые на обложке пальцы постепенно разжимаются, но лицо остается напряженным.

Рамси опять покачивается – хороший все-таки, нерешительный жест – и подходит к постели с той робостью, какая свойственна виноватому и чувствующему себя неловко человеку. Он не спрашивает, аккуратно опустившись и разгладив ладонью покрывало.

– Сними его уже, – отрывисто говорит Джон, не поднимая глаз. Как будто дело только в этом. Как будто ничего другого – ужасного, кровавого, непоправимого – между ними не произошло.

– Не уверен, что прямо так получится, – Рамси виновато пожимает плечами. Джон бросает на него непонимающий взгляд. – Я его перед зеркалом надевал, это оказалось пиздец непросто.