Читаем Хороший тон. Разговоры запросто, записанные Ириной Кленской полностью

Она умела никогда не чувствовать себя побеждённой. Рим не простил Антонию поражений, легкомыслия, предательства и любви к Клеопатре. Египет был покорён, Антоний мёртв. «Эти руки созданы для изящных браслетов, а не кандалов». Она приняла решение: лучше умереть, чем стать рабыней. Клеопатра устроила роскошный пир: звучала музыка, нежные танцовщицы извивались в причудливых танцах, вино лилось рекой, сладчайшие угощения возбуждали, сладкие ароматы дурманили. В разгар пира она тихо ушла в свои покои, её ждала корзина сочных фиг и в них – маленькая змейка… она скользнула по груди Клеопатры.


Бессмертен ты искусства дивной страстью,А я бессмертна прелестью и страстью:Вся жизнь моя – в веках звенящий стих.

Валерий Брюсов


Искусство принадлежит народу, оно должно быть доступным. Мы слишком злоупотребляем этими формулами. Что значит «быть доступным»? Да, каждый человек может прийти в музей, но войдя туда – он подчиняется законам музея. Я за элитарное искусство, которое не многим понятно и совсем не многим доступно. Вошёл в храм – подчиняйся смиренно и благоговейно, изучай, всматривайся, вдумывайся, жди терпеливо, когда искусство ответит тебе, откроется, позволит прикоснуться к его тайнам.

Искусство – один из способов познания мира и себя, но это трудная работа, она требует времени, терпения и смирения. Душа обязана трудиться. Я уверен: культура должна быть элитарной, как отборное зерно – там, где его засеяли, сорняк никогда не вырастет. Мне нравится эта метафора.

Мы долго всё упрощали, теперь пришло время усложнять, ценить и уважать сложности мира, человека. Убеждён: когда люди не ценят сложностей – ракеты начинают падать. Мне нравится фраза Александра Калягина: «У нас все беды оттого, что слово “культура” не пишется с большой буквы. Нужно учиться писать, нужно ценить большие буквы».

Искусство воспитывает, заставляет думать, оно всегда раздражает, смущает, мучает. Я раньше не слишком поддерживал эту идею, но, когда случилась пандемия, мне стало ясно: искусство обладает терапевтическим эффектом – оно лечит, потому что красота отвлекает от боли и страха. Искусство отвечает на многие вопросы и помогает справиться с сомнениями. Понять красоту нельзя: вы или её ощущаете, или не ощущаете – всё зависит от воспитания чувств, от их тонкости, чуткости, от желания понять и почувствовать. Необходима непрерывная работа души, нужно потрудиться. Музей помогает, если ему довериться. Я доверился.

Можно ли пресытиться красотой и великолепием? Конечно можно. Рассказывают, что Святослав Рихтер, в какой бы стране ни был, обязательно первым делом посещал музей. Он выбирал одну-две работы, долго стоял перед ними и уходил. Его спрашивали: «Почему вы не хотите посмотреть всё собрание?» Он отвечал: «Мне достаточно, я насытился, я наполнен. И мне нужно не растратить эти чувства, а их сохранить. Обилие впечатлений бывает губительно». Он прав. Но, прежде чем научиться выбирать то, что нужно душе, есть смысл всё-таки походить по музею, всмотреться, не пожалеть своего времени, но и не переборщить – уметь вовремя уйти, чтобы захотеть вернуться.

Как я хожу по музеям? Меня не смущают толпы, я всегда точно знаю, что хочу увидеть, и смотрю, наслаждаюсь, ничто и никто мне не мешает. Но мне, как человеку «насмотренному», легче и проще. А с другой стороны, – сложнее, наверное. Я – музейщик, и когда бываю в других музеях, иногда испытываю ужас. Например, в Прадо с тревогой смотрел, как же хранится Босх – его никто особенно не охраняет, а если… Сразу задумался: надо обязательно проверить охрану у нас, может быть, придумать что-нибудь пожёстче. Или в Лувре – увидел, как они выставляют Фабра, и захотел привезти его в Эрмитаж. Есть чему поучиться у Лувра, музейщики там научились бесстрашно и изящно соединять классику и остросовременные произведения, но и во Франции это не всем нравится.

Знаете, я всегда останавливаюсь там, где можно чему-то научиться, о чём-то задуматься. Иногда я задаю себе вопрос: хочу ли я, чтобы какие-то шедевры из других музеев оказались в Эрмитаже? Проще говоря, завидую ли я другим музеям? Нет, не завидую: я не хочу, чтобы шедевры из знаменитых музеев оказались в Эрмитаже. Может быть, только парочку Вермееров, может быть…

Магия имён преследует нас, мы слишком доверчивы. Но хорошо ли это? В Эрмитаже много шедевров, но не всегда их авторство было подтверждено. Например: оказывается, не все работы Рембрандта принадлежат его кисти, многие – работы его учеников, но разве они после того, как уточнили их авторство, менее прекрасны? Не слишком ли мы обедняем себя, увлекаясь знаменитыми именами?! Мы говорим – непревзойдённая «Мона Лиза», её загадочная улыбка смущает людей много веков. Мне кажется, это не самая удачная работа великого Леонардо, но самая раскрученная. Политические, житейские, дипломатические причины помогли, но


Перейти на страницу:

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Кузькина мать
Кузькина мать

Новая книга выдающегося историка, писателя и военного аналитика Виктора Суворова, написанная в лучших традициях бестселлеров «Ледокол» и «Аквариум» — это грандиозная историческая реконструкция событий конца 1950-х — первой половины 1960-х годов, когда в результате противостояния СССР и США человечество оказалось на грани Третьей мировой войны, на волоске от гибели в глобальной ядерной катастрофе.Складывая известные и малоизвестные факты и события тех лет в единую мозаику, автор рассказывает об истинных причинах Берлинского и Карибского кризисов, о которых умалчивают официальная пропаганда, политики и историки в России и за рубежом. Эти события стали кульминацией второй половины XX столетия и предопределили историческую судьбу Советского Союза и коммунистической идеологии. «Кузькина мать: Хроника великого десятилетия» — новая сенсационная версия нашей истории, разрушающая привычные представления и мифы о движущих силах и причинах ключевых событий середины XX века. Эго книга о политических интригах и борьбе за власть внутри руководства СССР, о противостоянии двух сверхдержав и их спецслужб, о тайных разведывательных операциях и о людях, толкавших человечество к гибели и спасавших его.Книга содержит более 150 фотографий, в том числе уникальные архивные снимки, публикующиеся в России впервые.

Виктор Суворов

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Александр Абдулов. Необыкновенное чудо
Александр Абдулов. Необыкновенное чудо

Александр Абдулов – романтик, красавец, любимец миллионов женщин. Его трогательные роли в мелодрамах будоражили сердца. По нему вздыхали поклонницы, им любовались, как шедевром природы. Он остался в памяти благодарных зрителей как чуткий, нежный, влюбчивый юноша, способный, между тем к сильным и смелым поступкам.Его первая жена – первая советская красавица, нежная и милая «Констанция», Ирина Алферова. Звездная пара была едва ли не эталоном человеческой красоты и гармонии. А между тем Абдулов с блеском сыграл и множество драматических ролей, и за кулисами жизнь его была насыщена горькими драмами, разлуками и изменами. Он вынес все и до последнего дня остался верен своему имиджу, остался неподражаемо красивым, овеянным ореолом светлой и немного наивной романтики…

Сергей Александрович Соловьёв

Биографии и Мемуары / Публицистика / Кино / Театр / Прочее / Документальное