Читаем Хождение к Студеному морю полностью

Зимой, когда собакам нет возможности подкрепиться подножным кормом, еда для них становится вопросом жизни и смерти. Трогательно видеть радость и благодарность этих четвероногих, когда они получают свою пайку. Особенно сердечна утренняя встреча: от предчувствия скорой кормежки собаки прыгают, ластятся, пытаясь лизнуть хозяина в лицо. И тут важно каждой собаке уделить внимание: что-то сказать, погладить. Обласканный пес прямо-таки ликует от счастья. Другие тем временем ревниво скулят. Некоторые порываются наброситься на того, кого сейчас приласкал хозяин. Поэтому нельзя никого пропустить. Не уделишь внимания, и собака потухла: весь день будет работать без настроения.

Вряд ли найдется животное, способное так открыто и бурно проявлять свои чувства. Особенно выразительны их глаза. Они точно передают все их эмоции. Вот и сейчас Корней прочел во взгляде вожака явный укор: «Почему уходишь, не покормив?»

Перед тем как зайти в тепло, скитник снял камлейку, следом малицу и повесил их в сенях. Переступив порог, первым делом поискал глазами образа. Не найдя, перекрестился в угол и подошел к печке (железной бочке, обложенной камнями), чтобы в тепле размотать примерзший к бороде шарф.

– Расчехляйтесь, а я дрова подброшу, чай, поди, остыл.

В зимушке было довольно сумрачно, хотя над столом горела керосиновая лампа. От ее колеблющегося света по стенам метались неясные тени. На одной из стен висело с десяток заячьих и несколько песцовых шкур. Недавно снятые – мехом внутрь, высохшие и отмятые – мехом наружу.

– Чай готов. Согреетесь, а там уж и поедим… У меня днесь даже хлеб есть, – с гордостью прибавил Олег. – В пургу делать нечего, напек впрок.

– Зачем впрок? Зачерствеет ведь.

– Так на морозе держу.

За столом Корней наконец разглядел хозяина: прокаленное морозами лицо, опущенные книзу усы, почти черные глаза под нависшими бровями. Несмотря на внешне суровый вид, промысловик на самом деле оказался приятным в общении человеком.

С аппетитом съев пару куропаток и выпив несколько кружек чая, Корней, не вдаваясь в подробности, поведал свою историю. Даже в сжатом пересказе она удивила и взволновала Олега.

– Корней Елисеевич, вы самородок! Эдакий путь не всякому здоровому под силу, а вы одолели.

– Какой одолел! Пока меньше половины. Самое трудное впереди… Олег, эта избушка, как я понимаю, промысловая. А живешь-то где?

– В Улово. В хорошую погоду три дня на собаках.

– Семейный?

– А то! Трое пацанов, погодки. Старший уже школьник.

– Стало быть, забот хватает.

– Да уж! Крутиться приходится. Потому и участок дальний взял – тут побогаче зверьем.

– Ну и как нынче?

– По мясу недурственно. Олень есть. Куропатки без счета. Токо успевай с силков снимать. Хоть и мелочь, а за каждую полрубля. А вот с пушниной досель худо. Лишь тушкан[78] с добром. А кака с него выгода? Пшик один! Разве что жилетку сшить али рукавицы. Песец есть, но на приваду, зараза, не идет. Дошлый[79]! Иные что ишо вытворяют: у пасти в насмешку кучку начеканят – знаем, мол, твой подвох. Беда в том, что нынче лемминга тьма. Песцам раздолье – харчуются не сходя с места, на приманку не зарятся. Чего ради мерзлятину грызть, когда повсюду тепленькое мясцо шныряет. Помене станет, глядишь, и охота выправится. А пока пластаешься в пургу и мраз, одначе снимешь с круга два-три хвоста. Другой раз и вовсе порожним вертаешься.

С улицы донесся требовательный лай. Это Борой напоминал, что давно пора задать корм.

– Собаки «остыли», покормить надо… Олег, тут такое дело. Меня на днях белый медведь грабанул. Половину юколы съел. Можешь чем выручить?

– Юколы у меня нет. Я своих тушками песцов и ушканов кормлю. Могу их нарубить. Устроит?

– Так мясо еще лучше.

– А насчет ушкуя[80] вы не обознались? Он ведь токо по льдам да по взморью шастает. Можа, то бурый был? Хотя нет. Их тут мало, да и спят сейчас.

– Не ошибся, морду видел. Белая, нос и глазки черные. Сперва подумал – приснилось. Когда встал, увидел – в самом деле приходил.

– Странно. Далеко ведь от моря. Впрочем, звери, как и люди, тоже разные. Этот, видать, из бродяг. Кстати, лет пять назад сам километрах в десяти от берега белого встречал. В том годе море сплошь перекрыло, и из-за отсутствия разводьев, оне повыходили на материк. А вот на островах их много – рожают там. Как-то даже ночевал в ихней берлоге. Гляжу, на склоне лаз чернеет. По следам понял – медведица с малышом вышли. Очень захотелось мне глянуть, как внутри устроено. Пополз. Сначала длинный коридор, в конце жилая камера яйцеобразной формы. Свод и стены уплотнены и исчирканы бороздами от когтей. Время было позднее, там и улегся.

– Не боялся? Могли ж вернуться.

– Нее-е! Оне коли вышли – не вертаются.

Когда Корней с Олегом появились на крыльце, Борой от радости запрыгнул на хозяина.

– Уймись! Опрокинешь! – добродушно отбивался тот и, повернувшись к Олегу, добавил, – повезло с вожаком. Сильный, толковый.

Пока хозяин раздавал мясо, Борой стоял в сторонке. Подошел, лишь когда все получили свою порцию.

Корней заметил, что наблюдавший за ними Олег погрустнел:

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги