Хождение к Студеному морю

– Олег, о чем ты задумался? Чего это ты опечалился?

– Был и у меня первостатейный пес. Ох и умница! Необычайно деликатная натура. Он даже мое настроение чувствовал. Ежели видел, что я чем-то озабочен, не докучал. И кличка у него была соответствующая – Доцент. Однова отправился на лыжах проверять ближний путик. Его, чтобы у ловушек не следил, оставил. Пока освежал пасти, стемнело. Заночевал у костра. Где-то к полудню вернулся. Доцент лежит, даже голову не поднимает. Мясо не тронуто. По первости думал, занемог. Стал жалеючи гладить, так он уши прижал и не смотрит. Только к вечеру встал. Потерся о мои ноги и съел мясо. Что творилось в его голове в эти два дня? Видимо, решил, что я его бросил. Такая вот тонкая натура.

– А сейчас Доцент где?

– Вернемся в зимушку, расскажу.

Когда Корней зашел, Олег сидел на чурке и задумчиво глядел на метавшееся в открытой печи пламя.

– Так что же случилось с твоим Доцентом?

– Нелепая и страшная история… Зима в тот год была пустая. Живность словно повымирала. Ни зайца, ни песца, ни куропатки. А продуктов я завез в обрез – на дичь рассчитывал. Под конец сезона совсем туго стало, а выходить обидно – как раз песец пошел. Я-то еще ничего – на кашах, а Доцент совсем оголодал. Миску досуха вылижет и грызет ее. Мясо ему надо.

Ну, думаю, так дело не пойдет. Отправились в поселок за припасом. Тогда участок поближе был. И надо ж такому случиться, вроде и машин-то у нас раз-два и обчелся, а на него нашлась. Ладно б насмерть. Зад покалечило. Ноги отнялись. Пришлось оставить дома. Хожу по путикам и все думаю – как там Доцент без меня? Через две недели прихожу, а он уж помер. Видимо, от тоски – решил, что я его бросил. Сейчас у меня восемь собак – этот участок большой, без упряжки никак, но ровни Доценту нет.

– Жаль, но что поделаешь? У каждого своя судьба.

После долгого молчания Олег произнес:

– Корней Елисеевич, я завтра поеду восточный путик проверять. Вы можете здесь остаться, отдохнуть, а если хотите, можете со мной, это в вашу сторону.

– С чего мне отдыхать? Вместе и поедем.

– Тогда ложимся. Выехать поране надобно.

Задув лампу, Олег продолжил:

– С этого путика я всегда в деревню к дяде заезжаю. У него замечательная мыльня по-черному. Попаримся… Прежде-то мы все в той деревне жили. Но шесть лет оттоле в новый поселок на берег свезли. А дядя с женой уперлись – не поехали. Жена, Царство ей Небесное, с год как померла.

– Олег, я ради бани поеду хоть куда!

– Вот и славно! Попарю вас от души!

Только начали путаться, заволакиваться дремой мысли, как заскрипели половицы. Открыв глаза, Корней разглядел в полумраке Олега в одной исподней рубахе.

– Не спится?

– Колени разболелись, похоже, застудил опять. И так ногу положу, и эдак – все одно крутит. Похожу, медвежьим жиром натру, отпускает.

– Что ж ты сразу, до сна, не натираешь.

– Так оне токо сейчас заболели.

– Может, тогда чайку горяченького? Глядишь, разморит, сон придет.

– Хорошая идея. Чего без толку колготиться?

Олег запалил лампу-висячку, раскочегарил печурку.

Просидели за чаем и разговорами часа два.

Утром загрузились, подперли дверь поленом и с гиканьем погнали собак на восток. Насыпавший за ночь пухлявый снежок не успел слежаться и молочно клубился за упряжками.

Всего у Олега «по лицу тундры» стояло около пятисот ловушек. Из них триста на этом путике. Большинство вдоль береговой линии – там песцов поболее.

Проверяя пасти и капканы, промысловик освобождал заваленные, обновлял, где требовалось, приманку.

Дважды выезжали на припай. Олег рассчитывал воспользоваться привычкой песцов ходить по пятам белых медведей, подъедая остатки их пиршеств, и подстрелить хоть парочку[81]. Однако при первом выезде почти сразу уперлись в такие чудовищные нагромождения льда, что собаки при всем старании не смогли одолеть их. Второй был успешней. Почти сразу вышли на следы медведя и семьи песцов, следовавших за ним. Проехав с километр, услышали быстро приближающийся треск. Вскоре он сделался столь сильным, что стал напоминать раскаты грома. Лед пошел трещинами. В одном месте снег потемнел от выступившей воды. Пришлось спешно возвращаться на берег.

Тем не менее Олег был доволен результатом. Снял семь песцов, две огневки, одну чернобурку и, редкая удача, росомаху. Один песец, правда, оказался наполовину съеден собратьями.

На четвертый день свернули в «деревню» к дяде. Тучи, скрывавшие небесный купол, рассосались, и взору путников открылась захватывающая дух игра радужных лент северного сияния. Тьма ослабла, и тундра сразу словно вздохнула. Даже собаки побежали веселей.

Пересекли наброды диких оленей. У Олега загорелись глаза – может, свежие?

Спрыгнув с нарты, он снял рукавицу и стал рукой щупать стенки лунок. У свежих следов стенки не застывшие и легко осыпаются. Еще важно определить направление движения. Вытаскивая ногу, копытные рассыпают какое-то количество снежинок, при этом больше всего в ту сторону, куда идут.

Прощупав для верности несколько лунок, промысловик разочарованно проворчал:

– Вчерашние. Поехали!