– Борис, хочу спросить вот о чем: если бы ты не был в прошлом успешным банкиром, как думаешь, удалось бы тебе вести теперешний образ жизни?
– Ты имеешь в виду – на что я живу? дивиденды?
– Да, именно это. Смог бы ты жить на одну зарплату преподавателя факультатива?
– Хороший вопрос, – сёрфингист задумывается, – и я отвечу на него так: если бы я не был в прошлом успешным банкиром, или был бы неуспешным, то все равно поменял бы свою жизнь. Возможно, я бы катался на доске не здесь, а у себя под Ригой, или был бы не сёрфингистом, а, к примеру, парапланеристом или скалолазом. На худой конец – просто бродягой!
– Но все равно рисковал бы жизнью?
– Мы рискуем жизнью всегда, даже тогда, когда об этом не задумываемся: ведем ли автомобиль, летаем ли на самолете или ходим в одиночку по незнакомым пляжам, – он хитро подмигивает мне, – все зависит от нашего отношения к жизни и границ риска, которые каждый из нас устанавливает для себя сам…
Мы провожаем светило за кромку воды и допиваем остывший кофе. Борис интересуется, готова ли я рискнуть и прокатиться по серпантину на его стареньком скутере или же предпочту благоразумно остаться на ночь в его фургоне? Получив мое согласие рискнуть, отвозит меня в Сан-Себастьян. Прощаясь у калитки, я благодарю своего случайного знакомого за удивительный день и рассказ, прекрасно понимая, что больше мы, скорее всего, никогда не увидимся. А вот почему и для чего встретились? Зачем и кому это было нужнее, ему или мне? Словно отвечая на незаданный вопрос, Боб цитирует с улыбкой:
Прощание с рыбаком
Я долго, очень долго иду от калитки в дом, с необъяснимой грустью открываю ставшую родной дверь. Меня уже ждут за столом, положив натруженные руки на белую скатерть, милые мои старики – Эррандо и Тода, – совершенно чужие, но ставшие такими близкими, что к горлу подкатывает комок.
Что сказать вам, мои дорогие, на прощание? Что каждый прожитый в Эускади день был похож на маленькую жизнь? Что каждый час вмещал в себя такое количество эмоций и впечатлений, что теперь можно вспоминать о них долгие-долгие годы? Что пережитые здесь, вместе с вами и благодаря вам, минуты – это то, ради чего стоит рисковать и доверяться судьбе? Это мгновения, которые хочется останавливать. И бережно хранить в своем сердце… Я так хочу поблагодарить вас за то, что поделились со мной чем-то очень важным, быть может, частью своей души. Что позволили пережить радость и покой, удивление и восторг, светлую грусть и глубокую благодарность. Вы украсили мою жизнь и позволили мне быть абсолютно счастливой…
Но я ничего этого, увы, сказать не могу, – мой английский не настолько совершенен. Поэтому я просто пою им песню. На русском. Мою любимую:
Пою и плачу. Плачу и пою. Все куплеты, один за другим. И про седые пирамиды, и про звезду, что сорвалась и падает…
– Элена, – беспокоится Эррандо, кладя руку на мое плечо, – ты чем-то расстроена? У тебя все в порядке?
– Да, Эррандо, у меня все в порядке, просто грустно оттого, что завтра мы расстаемся. А я даже не могу как следует поблагодарить вас с Тодой. Не хватает слов, и я совсем не знаю эускера.
– Не беда! Мы и так все понимаем. Правда, Тода? – старик поворачивается к жене.
Тода кивает и тоже подходит ко мне. Мы все трое обнимаемся. Я еще пару раз всхлипываю, вытираю слезы, потом иду мою руки, и мы садимся ужинать.
После вечерней трапезы Эррандо приносит старую шкатулку и достает оттуда пожелтевшую от времени бумагу с печатями, розоватую ракушку с обломанными краями и несколько черно-белых фотографий, на которых изображены они с Тодой – молодые. На фотокарточке со старомодными зубчатыми краями Эррандо в плаще и широкополой шляпе с ракушкой вместо кокарды. В руках у него посох, к которому привязана пустотелая тыква, – такие раньше использовали в качестве фляги пилигримы. Рядом – совсем юная Тода с темной косой, так же как и сейчас обмотанной вокруг головы. У их ног две котомки. На заднем плане – старая церковь и уходящие за горизонт виноградники. На другом снимке – длинный мост через реку. Посередине моста – вымокшие до нитки, но счастливые Эррандо и Тода. Они держатся за руки, Эррандо смотрит на Тоду, Тода – на реку. Еще один кадр: солнце в зените, петляющая дорога уходит вверх в горы, по ней движутся две фигуры. Он и она…
– Теперь ты понимаешь, Элена, о чем я хочу тебе рассказать? – спрашивает Эррандо.
– Да, кажется, догадываюсь. Ты и Тода – вы прошли Камино Сантьяго?