В своей комнате он принялся рассматривать события последнего времени с точки зрения двух правил. Да, многое сходилось, некоторые из мучивших его вопросов действительно отпали сами собой, но жить в таком мире Сантьяго совершенно не хотелось. Он был жесток, холоден и зол, этот мир, его населяли беспощадные, подлые особи. Однако сбегать было некуда, Росенда заперла дверь в добрую сказку детства, а ключик утопила в колодце.
Внезапно ему пришла в голову интересная мысль: «А вдруг обе линии совпадают? Прав и Гонсалес, и падре Бартоломео. Евреи крадут детей для содомитских забав, а потом, натешившись, пускают на сухари. Хоть это и кажется диким, но нельзя сбрасывать со счетов такую возможность. После обеда надо отправиться к альгвазилам и расспросить оставленного у них слугу-содомита».
Он побежал бы прямо сейчас, однако, зная, какое значение придают родители совместной трапезе, начал переодеваться к обеду.
«Ох уж эти традиции старых дворянских родов, – не без малой доли раздражения думал Сантьяго. – Небо упадет на землю, но церемониал не должен быть нарушен. Хотя, с другой стороны, у столь цепкой ортодоксальности есть и положительные стороны – она делает мир устойчивым, а значит – надежным и предсказуемым. Из него уходит та самая неизвестность, которая по второму правилу отца вызывает страх и ненависть».
Теперь ему стало понятно, почему в Навигацком столь неколебимо держались раз и навсегда установленных распорядков. Знали они это правило или так поступали интуитивно, понимая устройство мира, – какая разница. Сантьяго постарался оттолкнуть раздражение, провел ладонями по лбу, словно пытаясь стереть гримасу гнева, и направился в столовую.
Обед прошел в строгом соответствии с распорядком. Те же фразы приветствия, тот же набор блюд, по-прежнему кислое винцо. Только сейчас Сантьяго обратил внимание, что в меню никогда не присутствует ни мясо, ни птица. Сколько он себя помнил, у них всегда подавали рыбу. Самую дорогую, роскошно приготовленную, но рыбу.
– Отец, – нарушил он торжественное молчание. Гранд де Мена удивленно поднял брови. Он не привык разговаривать во время обеда.
В детстве Сантьяго подозревал, что тишину в столовой хранили для того, чтобы лучше слышать, как он и Ферди чавкают, и делать замечания. Но хоть они уже давно научились совершенно бесшумно жевать, молчание не отступило. По сравнению с весельем, царящим за столом в семействе Сидония, атмосфера в их столовой казалась похоронной. Хватит, он уже взрослый и может немного изменить правила.
– Отец, – повторил он, – можно попросить назавтра приготовить седло барашка?
Гранд прожевал, отпил из кубка и невозмутимым тоном произнес:
– Нет. Мы с мамой не любим мясо. А рыба куда полезнее и питательнее. Так считает Авиценна, а Гален вообще называет мясо главным врагом желудка, памяти и долголетия.
Отказ был жестким и однозначным, зная отца, Сантьяго даже не попытался перечить. Да и зачем, в конце концов, он всегда может заказать блюдо по вкусу в одной из бесчисленных таверн Кадиса. Лучше сменить тему. Главное – говорить, нарушить это давящее молчание.
– Можно спросить, зачем приходил картограф?
– Ты с ним знаком? – Лицо гранда выразило глубочайшее удивление. – Откуда, как?
– Я видел его в лавке Перейры Гонсалеса. Тот назвал его своим старым, надежным другом.
– Гонсалес, по своему обыкновению, привирает, – ответил отец. – Этот португалец появился в Кадисе несколько лет назад. Он ищет Индию за океаном. А пока собирает деньги для снаряжения экспедиции.
– Так он приходил просить денег?
– И денег тоже. Он недавно вернулся из Мадрида, ему там кое-что пообещали, но не все. Ну ладно, – свернул разговор гранд де Мена. Промокнув губы белоснежной салфеткой с кружевами, он сложил руки для послеобеденного благословения. Сеньора Тереза и Сантьяго немедленно последовали его примеру.
Альгвазил, сидевший за столом в участке, был тем же самым, которому вчера Сантьяго и Педро сдали содомита.
– Что вам угодно? – отчужденно спросил он, явно делая вид, будто не знаком с Сантьяго. Но того это совершенно не смутило.
– Я хотел бы поговорить с человеком, которого вчера поручил заботам этого учреждения. И не делай вид, любезный, будто меня не узнаешь. Достаточно того, что я тебя хорошо запомнил.
Альгвазил слегка смутился, но по-прежнему сидел с невозмутимым видом.
– Меня послал падре Бартоломео из Навигацкого, – весомо произнес Сантьяго. – Надеюсь, тебе не требуются дальнейшие объяснения.
Он поднес указательный палец к губам, намекая на молчание. Альгвазил переменился в лице.
– Почему же вы вчера не сказали, что в деле замешана святая… то есть падре Бартоломео?
– Не все, не для всех и не всегда, – повторил он слова Педро. – Мог бы и сам догадаться. Ты что, не знаешь, что падре домашний духовник семьи гранда де Мена?
– Ну откуда же мне знать? – смущенно забормотал альгвазил. – Видите ли, благородный сеньор, тут недоразумение произошло, вернее, несчастный случай.
– Ах, несчастный случай! – воскликнул Сантьяго, понимая, что опоздал. – Прямо в участке? Как такое может быть?!