Хождение в Кадис

– Ты сам себя спутал, – ответил тот, поднимаясь по ступенькам, ведущим в мечеть. – Главная загадка для каждого из живущих – его собственная душа. Чтобы познать ее, милостивый Аллах и окунул нас в юдоль страданий. А ты, брат, почти наверняка ясновидец, иначе бы не оказался здесь и сейчас. Ну да ладно, хватит говорить, слова только мешают. Заходим, снимай сапоги.

Пол мечети покрывал полированный мрамор, приятно холодивший босые ступни. Внутри на двадцати высоких дубовых столбах лежала потолочная балка, а над ней располагался простой деревянный потолок старой постройки. Справа от входа находилось возвышение, покрытое потертым ковром. По ковру в живописном беспорядке были разбросаны разноцветные подушки. Над возвышением свисали прикрепленные к потолку затейливые серебряные подсвечники и подвески. Луч солнца из окна под потолком падал прямо на украшения, и они сияли, чуть покачиваясь на ветерке.

– Здесь уже тридцать пять лет живет ясновидец Юсуфдеде, – благоговейным шепотом произнес дервиш. – Он никогда не выходит из мечети, отказавшись от благ мира, и его святые молитвы всегда принимаются. Благодарение Аллаху, я удостоился общения с ним, при мне он произнес не одну речь о сокровенных тайнах мироздания. Да возвысит его Аллах еще более, аминь.

– Аминь, – эхом отозвался Афанасий.

– Подойди поближе, поклонись. Юсуф-деде знает, чужого я не приведу.

– Да где же он? – недоуменно произнес Афанасий. Мечеть была совершенно пуста, солнечные зайчики от серебряных подвесок скакали по черно-белым мраморным плитам пола и чисто выбеленным стенам.

– Вот, прямо перед тобой, – дервиш указал на возвышение. Афанасий присмотрелся и с удивлением понял, что большая, согнутая углом подушка – на самом деле лежащий на боку человек. Его опущенную голову прикрывала шапка одного цвета с халатом, поэтому Афанасий и принял его за подушку.

Он успел сделать два шага по направлению к пиру, как тот сел, поднял голову и посмотрел на гостя. О, Афанасий хорошо знал такой взгляд, именно так пронизывал его преподобный отец Ефросин.

Лицо у Юсуф-деде было темным, изборожденным морщинами, но по-стариковски красивым. Длинная серебряная борода ниспадала на грудь, а черные, чуть потускневшие глаза остро смотрели из-под кустистых бровей. Одежда на пире была чистой и опрятной, а халат стянут широким голубым поясом. За святым явно присматривали чьи-то заботливые руки.

– Тебе нравится наш город, чужеземец? – низким приятным голосом спросил он, когда Афанасий вплотную приблизился к возвышению и отвесил низкий поклон.

– Очень.

– Стамбул располагается под созвездием Тельца во владении Венеры, в стихии земли. Поэтому населяющие его благодаря Венере радостны и милы. А так как Венера соединена со стихией земли, то люди здесь по нраву подобны непаханой целине – кроткие и здоровые. Благодаря влиянию созвездия Тельца все быки в Стамбуле жирные и крупные, и множество терпеливых и плодовитых коров.

– Простите, э-э-э, – Афанасий замялся, не зная, как обратиться к Юсуф-деде, и дервиш тихонько подсказал из-за спины:

– Учитель.

– Да, простите, Учитель, но я не заметил на улицах ни одной коровы.

Пир улыбнулся, обнажив целые, точно у юноши, зубы.

– Не принимай мои слова буквально, приучайся к тому, что суфии говорят иносказаниями. Под быками подразумеваются мужчины нашего города, а под коровами – женщины. Мне нравится твоя открытость и наивность. Бери подушки, садись.

Афанасий уселся, дервиш устроился рядом, но Юсуфдеде молчал, словно прислушиваясь.

– Ты рыжий, как и Хайдар, – наконец указал он на дервиша, и тот немедленно склонил голову в безмолвном поклоне. – А у рыжих общие спесь и кураж. Но вы не такие. Не зря именно он тебя привел.

Старик пожевал губами и снова замолк, правда, на сей раз ненадолго.

– Достолепия в вас нет, что в Хайдаре, что у тебя.

– Чего нет? – переспросил Афанасий.

– Ложного самоуважения, – пояснил Юсуф-деде. – Расскажи о себе, пришелец. Не стесняйся и не умалчивай, пусть речь твоя льется, как вода в ручье. Чем шире ты распахнешь врата искренности, тем легче мне будет понять твой путь. Начинай же.

И Афанасий во второй раз за день пустился в повествование. Но теперь, после того как он совсем недавно вспоминал прошлое у раввина, ему было куда проще. Раввин словно подготовил его к этому разговору.

– Откровенность за откровенность, – произнес Юсуфдеде после того, как Афанасий устало откинулся на подушку. Он не привык долго говорить и слова утомляли его сильнее, чем преследование зверя или рубка дров.

– Ты был открыт и прям, – продолжил святой, – поэтому, в свою очередь, я расскажу тебе немного о себе.

Тридцать пять лет мое тело не покидает эту мечеть. Но душа, – а душу ведь ничто не может остановить, правда, Афанасий? – душа путешествует. Я начал свой суфийский путь меддахом, сказителем, но за долгие годы странствий многому научился, в том числе и искусству врачевать души. Я понял, что люди нуждаются не в поучениях, а в словах утешения и сочувствия. Мне пришлось научиться заговаривать кровь души или, наоборот, выпускать испорченную.