Хожение за три моря

Но несмотря на широкую распространенность взгляда на путешествие Никитина как на миссию, важную для государства, взгляд этот легко может быть опровергнут. Что представляла собой «летопись», в которую был занесен труд Никитина? После работ А.А. Шахматова и его продолжателей говорить о летописце вообще – «летописец включает», «летописец сообщает…» – едва ли возможно: летописи на Руси были разные, особенно в XV веке. Характер летописного свода, включившего «Хожение за три моря», может считаться в настоящее время (главным образом благодаря работам А.Н. Насонова) достаточно ясно установленным. «Хожение» входило в состав летописного свода 1518 г., отразившегося в Софийской II и Львовской летописях, однако впервые включил его в летопись, по всей видимости, не непосредственный составитель свода 1518 г.: «Того же году обретох написание Офонасия Тверитина купца…» – записал под 1475 годом летописец; едва ли это мог сказать о себе сводчик 1518 года, писавший 43 года спустя. Вероятнее всего, слова о нахождении «написания» принадлежали составителю предшествующего летописного текста, явно обнаруживаемого в своде 1518 г. в пределах до конца 80‑х годов XV века. Но этот свод 80‑х годов – протограф свода 1518 года – вовсе не был официальной московской летописью. Совсем напротив: это был резко оппозиционный летописный свод, поддерживавший враждебных Ивану III деятелей, и в их числе умершего в 1489 года митрополита Геронтия, и содержавший ряд неофициальных и неугодных великокняжеской власти рассказов[1376]. «Хожение за три моря», конечно, не было враждебно Ивану III, но и рассказом, включенным по приказу великого князя в «официальный» летописный свод, оно не было. Это был просто интересный памятник, каких сводчик 80‑х годов XV века привлек немало. Неофициальный характер имела и другая версия «Хожения», сохранившаяся в Троицком сборнике конца XV века: «Хожение» было помещено здесь вместе с Ермолинской летописью, но не входило в ее состав, а представляло собой самостоятельную часть того же сборника (находилась «при… летописи» по выражению И.М. Карамзина), да и сама Ермолинская летопись, составленная в начале 80‑х годов на основе кирилло-белозерского свода 1472 года, была также совсем не официальной летописью[1377].

Василий Мамырев, передавший составителю неофициального свода 80‑х годов записки Никитина, никогда не был посольским дьяком и не занимался посольскими делами; нам ничего не известно и о его поездке на Ближний Восток[1378]. Деятельность Василия Мамырева была связана исключительно с внутренними делами. Исследователи, приписывающие Василию Мамыреву внешнеполитическую деятельность, смешивают Василия с его братом – Данилой Мамыревым, который ездил в Италию (но не на Ближний Восток) и вел дипломатические переговоры, однако также не был «дьяком посольского приказа» (такого приказа вообще не существовало в XV веке)[1379]. Во всяком случае, никаких широких выводов из того факта, что «тетради» Никитина передал одному из летописцев Василий Мамырев, сделать невозможно. Невозможно говорить и о споре из-за приоритета в открытии Индии между Россией и Португалией в конце XV века, ибо в это время еще сама Португалия не была «открыта» русскими[1380], а Россия – португальцами.

Другая тенденция в характеристике «Хожения за три моря» заключалась в подходе к самим его запискам не как к непосредственной записи впечатлений путешественника, а как к сложному литературному памятнику, требующему своеобразной «дешифровки».