Хожение за три моря

Эти догадки И.И. Срезневского, высказанные им в довольно осторожной форме, дали, однако, некоторый толчок двум своеобразным тенденциям, постоянно возникающим в литературе об Афанасии Никитине. Одна из этих тенденций заключается в стремлении «повысить» значение миссии Никитина, превратить его из купца, по собственной воле и под влиянием случайных обстоятельств решившегося предпринять «хожение» в далекие страны, в «своего рода торгового разведчика, узнававшего путь в страну чудес, в Индию, может быть, тот путь, который по случаю каких-либо причин внутреннего характера закрыт примерно во второй половине XV в.»[1371]. Важным аргументом в такого рода «государственной концепции» было то обстоятельство, которому придал несколько преувеличенное значение уже И.И. Срезневский, подчеркнувший, что записки Никитина «были… включаемы даже в состав летописей, наряду с другими важными историческими сказаниями». «Включаемы в состав летописей…» – это обстоятельство не могло не казаться исследователям многозначительным. «Не надо забывать, что рукопись Афанасия Никитина почти сейчас же после его смерти попала в руки лица, которое доставило ее в центр русской науки длй занесения целиком в русскую летопись. Факт говорит о том, что современники знаменитого путешественника оценили его подвиг и решили передать о нем потомству», – писал В.В. Богданов[1372]. Н.В. Водовозов увидел в факте помещения «Хожения» в летопись прямое доказательство официального характера миссии Никитина. Высказав предположение, что «московские власти, давая ему охранную грамоту для проезда с посольством, делали это потому, что Афанасий Никитин был небезызвестным для них человеком», Н.В. Водовозов затем указывал на обстоятельство, которое превращало его «предположение в уверенность». Книга Никитина, указывает он, была передана после его смерти дьяку великого князя Мамыреву, ведавшему посольскими делами. «Возможно только одно объяснение» – писал Н.В. Водовозов, – это просил сделать сам умиравший автор книги. Но и Афанасий Никитин вряд ли решился бы послать свою книгу в Москву, если бы у него не было уверенности в том, что к ней отнесутся с полным вниманием. Следовательно, он знал, что его книгу в Москве ждут. Только наличием предварительной договоренности между Афанасием Никитиным и дьяками московского великого князя можно объяснить на первый взгляд загадочный факт внесения Хожения Афанасия Никитина в такой официальный документ, каким в XV веке была русская летопись»[1373].Сходную мысль высказал недавно и Н.И. Прокофьев, особенно подчеркнувший роль, которую играл в сохранении и занесении в «московский летописный свод» записок Никитина «дьяк посольского приказа», ведавший «всеми внешними делами Московского государства», Василий Мамырев: «Еще до Афанасия Никитина Василий Мамырев сам совершил путешествие по странам Ближнего Востока и описал эти страны. Надо полагать, что дьяк докладывал и о путешествии и о записках Афанасия Никитина царю Ивану III»[1374].

Взгляд на Никитина, как на фигуру государственного значения получил наиболее последовательное отражение вне научной литературы – он был положен в основу кинофильма «Хожение за три моря», вышедшего на экраны в 1958 г. Важнейший сюжетный мотив фильма – борьба Афанасия Никитина с португальцем Мигуэлем (образ вымышленный, но как-то перекликающийся, очевидно, с историческим Васко де Гамой) за приоритет в открытии Индии. «Я расскажу всем, что не ты, а я дошел сюда первым. Я! Я!» – восклицает Мигуэль, учиняя бесконечные пакости Афанасию[1375].