Она оторвалась от компьютера, который недавно освоила и теперь проводила за ним по несколько часов, что-то кропотливо отыскивая в растущем с каждым днём интернете и заодно по моему совету подучивая английский.
– А ты разве замок починил?
Я совсем запамятовал, что незадолго до моего последнего отъезда в замке лопнула какая-то мелкая деталька, и пришлось его вынимать, разбирать, но в результате выяснилось, что проще купить новый, чего я, конечно, не сделал, закрутившись со своими туристами. Ещё один повод скорее ехать в город.
Чулан находился здесь же, сразу за гостиной. К нему вёл кривой коридорчик, соединявший небольшую кухоньку, спальню и «кабинет» Кроули. Кавычки уместны потому, что эту комнату старик только называл своим кабинетом, никогда там почти не бывая, зато меблировал красивым дубовым столом и удобным кожаным креслом. Здесь он изредка принимал наших потенциальных деловых партнёров и считал, что производит на них правильное впечатление. Я же всегда думал, что потенциальные партнёры становятся настоящими отнюдь не благодаря кабинету, а исключительно нам самим – весёлым, предприимчивым и честным. Эх, Кроули, Кроули…
Дверь чулана стояла чуть приоткрытой. Я включил свет, вошёл внутрь и сразу понял, что предчувствия меня не обманули: ни шкуры, ни «ожерелья» на обычном месте не было. На всякий случай я раздвинул ящики с долгоиграющим провиантом, распахнул створки обшарпанных шкафов, заглянул за занавески на окне, ставни которого и с уличной, и с внутренней стороны всегда оставались плотно сдвинутыми – ничего. Последний раз я видел артефакты именно в тот день, когда вынимал замок. Они всегда неприметно лежали у стены за шкафом.
– Ты ничего тут не трогала?
Ингрид, явно взволнованная моим поведением, при этом вопросе резко успокоилась и ответила, что я, пожалуй, перетрудился.
– Ты знаешь прекрасно, что я никогда ничего не трогаю. Я сюда даже не захожу, между прочим. Что пропало?
Я объяснил. Она знала историю с артефактами и из моих уст, и по нашему сайту, правда никогда ей особо не интересовалась, что я относил на счёт их связи с неприятными воспоминаниями о сопернице.
– Может быть, Кроули их куда-нибудь без твоего ведома перепрятал? – предположила она.
– Кроули? Не шути! Без посторонней помощи он бы точно не справился. Ты представляешь, сколько весит эта куча железок?
– Кто же тогда их взял?
– Могу предположить что тот, кто знал, где они лежат, или тот, кто их искал, – невесело усмехнулся я. – Послушай, ты в тот день, когда его… нашла, ты говорила, мол, ждала его. Где, тут в конторе?
– Ну, да.
– И никого постороннего не видела? Никто при тебе не заходил? Может, кто из наших.
– Нет.
– А когда пошла к нему, дверь входную заперла?
– Да.
По тому, что Ингрид на последний вопрос ответила с запозданием, я понял, что она не слишком в этом уверена. Однако приставать с ножом к горлу не стал. Она была вне моих подозрений, но зато под ними оказывались все остальные. Я живо нарисовал в уме картину, как кто-то сначала прокрадывается в дом к Кроули, всё там перерывает, душит старика, понимает, что артефакты где-то ещё, идёт околицей в контору, как раз покинутую утратившей бдительность Ингрид, находит, что искал, и незаметно удаляется. Время обеда у нас – короткий период замирания жизни на улице. Незнакомца с ношей могли и не заметить. Но могли и заметить! В тот же день я сообщил родителям о пропаже, не слишком посвящая их в подробности своих догадок и помалкивая о вероятности убийства. Сообщил больше для очистки совести, нежели надеясь на помощь. Мы вместе расспросили соседей. Никто, как водится, ничего подозрительного не видел и не слышал. Исчезли артефакты. Только фотографии остались. Как от Василики.