К Трэвису, моему тренеру, приехали его курчавые родственники из Нигерии. Среди них оказалось несколько парней, его внуков, постарше меня, которые итальянского не знали и знать не хотели, и потому нуждались в ком-нибудь, кто бы понимал их губошлёпский английский. Мне они поначалу показались забавными, и я охотно согласился составить им кампанию. Незаметно и неожиданно – для меня дурака – наша четвёрка превратилась во вполне крутую – по итальянским меркам – банду, которая промышляла мелким разбоем, окрашенным в прогрессивные коммунистические цвета. Если законы не позволяли, но позволяла совесть, мы слушали совесть. Мы были местными робингудами, наводившими страх на богатеньких итальяшек, точнее, на их деток. Мы садились на велосипеды и под вечер колесили по наводке в какой-нибудь отдалённый городок, где нас не знали в лицо. Поначалу мы просто приставали к тем, кто казался нам получше одетым, и отнимали у них деньги, часы и прочее барахло. Трое черномазых и задиристый ирландец производили на наших жертв неизгладимое впечатление. Не сопротивлялся никто. Постепенно мы дошли до того, что заставляли богатеньких сынков грабить собственных родителей: чтобы не быть избитыми, они послушно приносили нам материнские украшения, отцовские кредитки с пинкодами или просто пачки денег из семейных сейфов, а мы делали вид, будто оставляем их в покое, чтобы через месяц-другой объявиться снова. Некоторые пытались ослушаться наших предупреждений и обращались за подмогой в полицию и к карабинерам. Каким-то образом мы всегда заранее об этом узнавали и залегали на дно, после чего по полной программе показывали гадёнышам, почём фунт лиха. Мои нигерийцы были настоящими дикарями и порой свирепели так, что не по себе становилось мне самому. Робингудами мы вели себя лишь наполовину, поскольку награбленное присваивали и ни с кем не делились. Я считал, что для успешной карьеры бандитов у нас должен обязательно быть кодекс поведения, и настаивал на том, чтобы не трогать не только обычную школоту, но, разумеется, женщин и детей как класс. Согласны со мной были не все. Старший из нас, злобный дохляк Бапото, которого побаивались даже его родные братья, любил перестраховываться и по-своему правильно считал, что свидетелей наших деяний быть не должно. Но только если я это понимал как необходимость лучше прятаться и вести себя осторожнее, он имел в виду, что уж раз засветились, нужно принимать решительные меры. Думаю, дай ему волю, он бы своим жертвам выкалывал глаза и вырезал языки. Я не шучу. Мы работали, повязав на лица платки, закрывавшие нас вместе с носом, но как-то раз наша жертва оказалась в сопровождении вздорной девицы, которая решила зачем-то доказать, что в гробу видела наши угрозы, и вздумала сопротивляться, содрав при этом маску с лица Бапото. Я почувствовал, что сейчас он её просто убьёт. У него в руке был зажат настоящий непальский кукри35
, которым он очень гордился и которым мог рубануть так, что оставил бы дурищу в лучшем случае без руки. Не знаю, что на меня в тот момент нашло, но только я залепил ей кулаком в ухо, отчего девушка отлетела в сторону, а заодно – из-под неминуемого удара кривого лезвия, развернулся и, рискуя продырявить собственную ногу, наподдал Бапото по вооружённой руке. От боли тот выпустил рукоятку. Увы, я забыл, что он имел обыкновение фиксировать кукри на кисти кожаной петлёй. Поэтому нож никуда не улетел, а остался болтаться на обмякшей руке, и я понял, что сейчас Бапото переведёт дух и им воспользуется. Вероятно, я выглядел тоже не слишком добродушным, поскольку никто из братьев не помешал мне сгрести его в охапку и завалить прямо на пыльный бордюр. Я изо всех сил сжимал рвущееся из-под меня тело и настойчиво шептал ему в ухо: «Не смей, не смей…». Уже не помню точно, кто и что потом говорил, но только девицу удалось спасти, а её перепуганный ухажёр отдал нам вместе с кошельком ключи от сохранившейся в безупречном состоянии Де Томазо Мангусты36 причём американской версии, то есть со складными фарами и фордовским движком на 302 кубика. То был первый случай, когда нам в руки в качестве выкупа попала тачка, что всем пришлось по душе. Машина, конечно, хреновая, салон даже для двоих тесный, дорожный просвет – ниже некуда, шасси хрупкое, вес распределён криво, управлять неудобно, однако таково было и есть моё личное мнение, а вкусы у людей, даже автомобилистов, разные, и кто-то готов закрывать глаза на всё, кроме раритетности. Одним словом, пришлось в тайне от моих ни о чём не подозревавших родителей брать в долю дядю Джузеппе и находить мастеров, которые охотно перебили номера, и мы, даже не тратясь на перекрас кузова, загнали Мангусту по очень неплохой цене какому-то коллекционеру.