Хозяева плоской Земли

Неподалёку от моего дома, в соседнем городке под красивым названием Беллария, жил Энрико Вентури. Все знали Энрико как водителя рейсового автобуса, правда, на маршрут он выходил скорее по привычке и для отвода глаз. Его отец в своё время был страстным итальянским коммунистом, а все здешние коммунисты, как я понял, делятся на шизофреников, идейных отморозков и хитрых мафиози. Отец Энрико относился к последним. В славную эпоху до «перестройки» он умело припал к советской кормушке и проворачивал какие-то делишки для своих партийных боссов. Заодно отправил сына в СССР, чуть ли не в Москву, учиться, то есть учить язык, заводить нужные знакомства и быть поближе к источнику всех партийных благ. Язык Энрико выучил и, похоже, неплохо, потому что когда «перестройка» грянула, а кормушка закрылась, его тамошние связи посдавали партбилеты, но никуда не исчезли и возглавили всякие не совсем законные структуры, благо и люди, и первоначальных капитал у них имелся. Некоторое время я общался с Энрико довольно тесно и потому хорошо знал, что он выполняет выгодные поручения по перегонке подержанных – и не только – автомобилей в бывшие советские республики, на что и живёт весьма небедно. Последний раз, когда мы виделись, он показывал мне фотографии своей украинской жены, не то второй, не то третьей за время нашего знакомства. Именно с ним я и решил безотлагательно переговорить теперь, когда ребром встал вопрос реализации моего сумасшедшего со всех точек зрения предприятия.

У Энрико был свой небольшой дом сразу при въезде в Белларию с севера, на виа Марина, почти напротив маленькой, но очень шумной трассы для картинга. Когда друзья удивлялись, почему Энрико не переедет куда-нибудь в более спокойное место, он с ухмылкой отвечал, что ему так лучше спится.

Между собой мы никогда не перезванивались и никогда не предупреждали заранее о том, что хотим заехать повидаться. Просто брали и заезжали, выказывая тем самым, как мы считали, дружеское доверие. Это касалось не только Энрико, но и всех, кого я знал вдоль Адриатического побережья. Если ты куда-нибудь отлучался, тебе никогда не передавали «Энрико звонил», всегда говорили «Энрико заходил». Если же передавать было некому, на воротах или на ручке входной двери тебя ждал какой-нибудь сюрприз вроде открытки с запиской, мол, был тогда-то, не застал, будь здоров. На этот случай мы все таскали с собой в бардачках эти самые открытки с голыми красотками на пляже, визитки или рождественские мешочки с карамельками. Выглядит глупо и по-детски, понимаю, однако так приятно!

Энрико был из тех итальянцев, которые никогда не загорают. Выглядело это особенно забавно, когда он всё-таки выходил за кампанию на пляж, стягивал через голову майку… а она словно оставалась на его заплывшем жирком волосатом торсе. Загорелыми выглядели только руки по локоть да шея. Он даже лысину всегда прикрывал какими-то шляпами, кепками и банданами. Зато Энрико мог проходить в такой майке весь год и даже не заметить зимы. Думаю, что сказывалась коммунистическая закалка и несколько лет, проведённых в России.

Когда я подъехал в тот вечер, фонари над кирпичными воротцами гостеприимно горели, из дома доносилась музыка – что-то ритмично-джазовое, а сам хозяин стоял на балконе второго этажа с бутылкой шампанского и приветствовал меня потоком русской тарабарщины, из которой я понял только «на здоровье». При ближайшем рассмотрении выяснилось, что у Энрико родился сын. Согласен: для мужчины под сорок это настоящий подарок судьбы. Родился он, правда, почти неделю назад, причём даже не в Италии, а в далёком Киеве, однако Энрико всё никак не мог остановиться и праздновал изо дня в день, отчего я решил перенести наш разговор на потом, но когда он разглядел, на чём я приехал – а он был большим поклонником произведений Бугатти, – все алкогольные пары вмиг выветрились, Энрико стал трезв, как стёклышко, и внимательно меня выслушал.

Я не стал вдаваться в подробности, а просто описал характеристики того Мерседеса, в котором ездил на задания сам и поинтересовался, можно ли такую машину загнать кому-нибудь вместе с прицепом и по какой цене. При этом я, разумеется, пояснил, что нынешние владельцы – люди серьёзные, так что понадобится не менее серьёзная «пластическая операция» не только с перебиванием номеров, но и с полной перекраской. Я также предположил, что машина будет не одна: если всё пойдёт по плану, возможно, мне удастся подгонять ему по одной в месяц, если не чаще.

Энрико заинтересовался. Мы выпили за здоровье его сына, за здоровье жены, а он всё не спешил давать окончательного ответа. Это означало, что он думает, то есть в целом считает мой план реализуемым, а также считает деньги. Когда я спохватился, что мне ещё возвращаться домой, он бросил мне в бокал зашипевшую вишенку и сказал:

– Брат, за руль Бугатти ты сегодня не сядешь, не пущу! Так что пей, не переживай, утро вечера мудренее. А завтра, когда я снова буду в норме, ты мне дашь её поводить. Заодно заедем к нужным ребятам. Там всё и решим. Ну, давай за нас с тобой!