Мы остановились на ночёвку в городке Вик, где знаменитый архитектор Гауди, проведя всего три недели, сумел «наследить» фонарными столбами и балконами особняков в центре. Мать на всякий случай позвонила Марии и та, по её словам, искренне обрадовалась нежданной гостье и сказала, что она как нельзя кстати, поскольку всё семейство разъехалось на каникулы, и дом пустует. Вечером, когда мы сидели в симпатичной кафешке «Ноу» на исторической площади Майор, мать попросила меня во всём сознаться. Обычно её взгляд был взглядом на сына, но в тот момент я увидел его другим, отстранённым, если не сказать посторонним, проницательным и каким-то недобрым.
– Я должна знать, что нам угрожает, – добавила она.
Она имела на это полное право. Если бы я сейчас её обманул или увёл разговор в сторону, я был бы конченым негодяем.
Когда я замолчал, она некоторое время мяла в пальцах салфетку, потом спросила:
– Поедешь обратно?
Мать понимала меня лучше меня самого. Я не знал, что мне делать, но этот вопрос всё расставил на свои места.
– Да.
Кивнула. Улыбнулась салфетке. У меня комок подступил к горлу. Я как будто слышал её мысли. Ты у меня один. Если с тобой что-то случится…
– Ничего не случится, мам.
Это было враньём, мы оба это знали, но враньём искренним, и она простила. Не стала ни удерживать, ни отговаривать, ни даже просить «быть поаккуратнее». Мне иногда кажется, что ирландские женщины более мужественны, чем ирландские мужчины. Что само по себе парадокс, потому что быть большим мужчиной, чем ирландец, не умеет, на мой ирландский взгляд, никто.
Дом Марии оказался напротив старой части Сарагосы. Не дом, конечно, а просторная квартира в современном кирпичном доме на аллее Рибера, выходившая окнами на реку и необычную базилику с башнями и полумавританскими куполами на противоположном берегу, что отдалённо напомнило мне мотивы Будапешта. Сама Мария, очень пышная и очень жизнерадостная, произвела на меня умиротворяющее впечатление. Оказывается, она помнила меня ещё до армии, и теперь тискала, смеялась и очень жалела, что её дочка укатила с друзьями в Португалию. Она пыталась говорить по-итальянски, что у неё получалось, но не слишком уверенно, и потому мы то и дело переходили на английский. Я задержался на несколько часов, пересмотрел все фотографии в семейном альбоме (на некоторых были запечатлены даже мои родители, поскольку, как выяснилось, с её покойным мужем сперва подружился мой отец, а уж они с матерью – задним числом), выучил наизусть номер домашнего телефона, перекусил типичным каталонским
На самом деле, представив себя в глазах матери рыцарем без страха и упрёка, я смалодушничал. Я знал, что ничего не случиться не может. Обязательно случится. И чем быстрее меня поймают, тем быстрее случится. Никому из моих преследователей я облегчать задачу не хотел, и потому, разумеется, домой не поехал. Остановился почти на границе, в Сан-Ремо, оставил хоть и быструю, но уж больно приметную Бугатти на надёжной платной стоянке, расплатившись наличными, за наличные же только уже на другом краю городка взял в аренду подержанный БМВ М3 с мощным шестицилиндровым сердцем под капотом и поехал смотреть, что происходит. Ришару, а потом и Энрико я позвонил ещё из Франции, и по спокойным ответам понял, что у них всё обычно, никто их под дулом пистолета не держит, гостей не было, и скоро я получу причитавшуюся мне часть выручки за последний трак. Они пока не знали, что он будет последним в полном смысле слова. Жизнь научила меня тому, что нужно быть начеку всегда, однако не стоит мандражить раньше времени.
Рамону я из Франции тоже раза три набирал – на работу и домой. Собственно, сперва домой, где женский голос со странным акцентом и на плохом итальянском раздражённо ответил, что он «в офисе». Это меня, признаться, приятно удивило, потому что раздражение никак не сочеталось в моём представлении с горем по безвинно убиенному кормильцу, каким последние два дня рисовался мне Рамон. В офисе, однако, его тоже не обнаружилось. Мужской голос сказал, что Рамон вышел, и сразу повесил трубку. Я обрадовался. Не зря же нас учат в фильмах, что оперативники в подобных случаях стараются как можно дольше потянуть время, чтобы установить, откуда был сделан звонок. Бросаются трубками не оперативники.