Я наполняю чайник. Эстель очень гостеприимна, отчасти потому, что мы друзья, а отчасти потому, что много лет пытается вернуть меня во Флориду. Когда я впервые уехала, она звонила раз в месяц, зачитывала вакансии в «Таллахасси-Демократ» и расписывала, что в довесок к работе я сумею познакомиться с множеством гетеросексуальных, симпатичных одиноких мужчин, которые буквально ждут моего возвращения. Эстель по-прежнему звонит раз в месяц, благодаря чему поддерживает нашу дружбу, несмотря на то, какие мы разные. Она модная – я не очень. Ее родители переехали во Флориду из Балтимора – моя семья живет здесь уже несколько поколений. Эстель работает в моей сфере, но также получила степень магистра делового администрирования. Если бы она не сидела передо мной в первом классе, не выступала моим спасательным кругом в опасном мире за пределами родного двора, возможно, мы вообще никогда бы не сошлись.
Подруга выходит из своей спальни в индийских штанах с узором «огурцы» и светло-зеленой рубашке с крошечными пайетками. Домашний вид Эстель подобран так же тщательно, как и ее дорогая рабочая одежда. Я открываю кокосовые шарики.
– Да ладно. Уже? С парнем рассталась?
Эстель знает все о моей личной жизни, которая в основном строится по принципу «поймай и отпусти».
– Нет, дело не в парне, – говорю я.
На протяжении всей нашей дружбы шоколад применялся как обезболивающее, а кокосовые шарики – для интенсивной терапии. Они есть только в магазине у шоссе на съезде, где продается пугающий туристический хлам, такой как пресс-папье с головой детеныша аллигатора и чесалки для спины из вырванных когтей. Я бы не сунулась туда без крайней необходимости.
– А в чем? – Эстель садится на диван.
– В этом месте!
– Ты про мою квартиру?
– Нет, про свои родные пенаты. Тенетки. И конечно же про дом. Вчера я столкнулась с бывшим начальником отца, когда выходила из Дворца престарелых. Ненавижу пересекаться с… ну понимаешь… всем этим. – Эстель – единственный человек, с которым я когда-либо говорила о смерти папы. Снимаю целлофан с коробки конфет. – Слушай, у кого-нибудь из наших одноклассников была мать по имени Генриетта?
Подруга кривит рот.
– Не припомню. Но могу спросить у мамы. А что?
Я достаю из кармана розовое послание.
– Взгляни.
Эстель просматривает его, бормоча:
–
– Эстель, как может быть хорошей новостью та, где есть слово «смерть» и слово «Бойд»?
– В письме говорится, что пришло время. Выходит, у этой дамы есть какая-то информация, которую вы прежде не знали. Например… какие слухи она хочет развеять?
– Я и сама слегка разволновалась, когда первый раз прочла. Но я очень много трудилась над тем, чтобы не тешиться по жизни пустыми иллюзиями.
Эстель возвращает мне розовую бумажку.
– И кстати, – говорю я, – я получила твой список.
Убираю письмо Генриетты и достаю из переднего кармана джинсов листок, который сложила в шестнадцать раз, как будто это физически уменьшило бы стоящую передо мной задачу.
– Ура!
– Эстель. Ты шутишь, да? Я никак не могу нарисовать для тебя восемнадцать птиц.
– Плач
– Я успею нарисовать одну птицу, может, две. Но собираюсь пробыть здесь всего две недели и большую часть этого времени потрачу на уборку дома матери.
Эстель откидывается на диванные подушки.
– Единственный способ очистить этот дом за две недели – это подогнать мусорный бак и выбросить все туда одним махом.
Живо представляю картинку, и мне становится нехорошо.
– Тебе нужно будет отвлекаться на занятие, которое тебе действительно
Я закатываю глаза, но беру себе одну конфету. Мы жуем шоколад и позволяем сахару, какао, триптофану и эндорфинам просачиваться в наш мозг. Эстель снова откидывается назад и смотрит вдаль.
– Ты помнишь, о чем мы мечтали, когда учились в начальной школе?
– Как откроем магазин, где будем продавать самодельные бисерные браслеты, и родим дочек, которые тоже станут лучшими подругами?
– Именно! – просияла Эстель. – Может, примерно это у нас и выйдет!
– Ты о чем?
– Чтобы мы работали вместе.
Делаю еще один укус. Жую. Глотаю.
– Ничего не выйдет. И вот почему, Эстель. А – дочек у нас нет.
– Пока нет.
– Б – я здесь не живу.
– Пока нет.
– В – ты хочешь восемнадцать птиц за две недели.
Эстель отпивает чай.
– Эй. Я просто хочу занять тебя любимым делом. Но если хочешь все время сидеть и страдать над безделушками Рут Ладро…
– Заткнись!
– Какие мы обидчивые. – Подруга перестает жевать.
Эстель знает мой вспыльчивый характер, но надо следить за собой.
– Прости, я сейчас на взводе. Поэтому, прошу, не шути о моей матери и ее вещах.
– Ой. Поняла.
– И я не отказываюсь рисовать вообще. Просто список огромный, а чем он длиннее, тем больше нам придется собачиться.