Хозяйка болот

Она привезла меня прошлой ночью в одиннадцать, четыре часа я проспала как убитая и проснулась в три ночи, потому что голова разрывалась от мыслей. Из чисто практических: что делать с мамиными вещами, как объяснить Тео, что в обещанные две недели все не разрешилось, и как успеть нарисовать всех птиц Эстель в срок. Из менее рациональных: что это был за автомобиль у склада, как понять слова из розовой записки «Я должна тебе кое-что рассказать», как быть с непостижимым заявлением Нельсона Барбера: «Бойд не покончил с собой… Они добрались до него».

В четыре часа утра я выхожу в гостиную, перебираю несколько пультов дистанционного управления, пока не нахожу нужный, и тихонечко включаю марафон ситкома «Деревенщина из Беверли-Хиллз» на канале «Ностальгия».

В шесть кипячу воду для чая, а когда возвращаюсь в гостиную, бойфренд Эстель, Роджер, с черной спортивной сумкой стоит у двери квартиры и наблюдает за мисс Джейн Хэтэуэй, которая в форме орнитолога цвета хаки отправляется на поиски дикой кукабарры. У Роджера темные вьющиеся волосы и гораздо больше зубов, чем необходимо обычному человеку. Он ведет колонки для нескольких газет, в том числе для «Таллахасси-Демократ», и его статьи имеют отчетливо ироничный тон.

– «Деревенщина из Беверли-Хиллз»? – переспрашивает Роджер.

– Ага. Зови это терапией для полуночников.

– Ты серьезно? – Он качает головой. – Что за радость смотреть, как кучка деревенщин скачет вокруг и ведет себя по-идиотски?

Замираю. Может, я и избавилась от акцента и теперь мы с Роджером говорим одинаково, но я не люблю, когда северяне перебираются на юг ради теплого климата, а сами не уважают местных жителей. Начинаю цитировать свою статью по основам телевидения для первокурсников:

– Послушай, Роджер, ситком основан на классическом архетипе: чужак в непривычном для себя месте.

– Да ладно?

Прислоняюсь к косяку и завожу одну розовую тапку за другую.

– Видишь ли, зритель идентифицирует себя с жителями Беверли-Хиллз, которые живут по правилам «обычного» мира. Но Джед, бабуля и Элли Мэй обманывают наши ожидания. В итоге мы сопереживаем им, потому что наши собственные культурные нормы оказываются бессердечными и нелогичными.

– Как интересно, – тянет Роджер, поглядывая на часы.

– Да, интересно, ведь мы приходим к пониманию, что наивные, но добрые «деревенщины» куда мудрее, чем те, кто считает себя умным и глубоким.

У него отвисает челюсть.

– Ну ты и загналась в такой час.

Бедняжка, намек прошел мимо него и даже не поздоровался.

– Ну и мне нравится смотреть, как бабуля гоняется за Джетро со сковородкой.

Роджер усмехается, явно думая, что из нас двоих дура именно я. Сонная Эстель появляется в дверях спальни.

– Я в качалку, – сообщает Роджер. – Кхм, Лони, а ты к нам надолго?

– Гм… – Смотрю на подругу. – Не особо.

– Если что, у меня приятель агент, может подобрать тебе квартиру. – Роджер тоже смотрит на Эстель. – Поживешь, сколько надо.

– Квартиру. Спасибо.

Он уходит, а я еще пару часов шатаюсь по дому в розовых тапках. Эстель возвращается в кровать. Когда же подруга наконец снова встает, то спрашивает:

– Хорошо спалось?

– Отлично, – лгу я.

– Я на секундочку, – говорит она и пропадает еще на полчаса.

Эстель возвращается в расписанном вручную шелковом кимоно, с еще влажными волосами. И тут же начинает разбивать яйца в миску.

– Итак, на чем мы остановились?

– Кажется, Роджер боится, что я переезжаю.

– Ты хочешь остаться ненадолго?

– Я планировала вернуться в Колумбию, как только въедут съемщики. Но там еще столько вещей. Не могу просто отдать все одним махом. Сначала нужно перебрать.

– Ага. – Эстель взбивает яйца.

– А помнишь, я рассказывала тебе о том старике, который напал на меня на стоянке у Дворца престарелых? Я узнала, кто он. Это Нельсон Барбер! У него даже сохранился набросок, который я нарисовала в детстве. Я бы даже сочла мистера Барбера милым, если бы он меня так не пугал. Взял и прямо сказал мне: «Я не думаю, что твой папа покончил с собой». Конечно, еще он бормотал что-то о теориях заговора и почему-то о… зубах Джорджа Вашингтона.

– Чего? – переспрашивает Эстель, выкладывая на тарелку еще шипящий омлет.

– Ну, он вроде как заговаривается.

Подруга кладет на стол две салфетки и машет мне, чтобы я села.

– Кстати, о разговорах. Я спросила маму, не помнит ли она какую-нибудь Генриетту.

– И что?

– Она долго рассказывала о других матерях наших знакомых, но никакой Генриетты вроде не было, – качает головой Эстель.

– Вообще, и Тэмми ту леди не узнала, значит, Генриетта нездешняя. Все женщины в Тенетки ходят к невестке в салон. Но раз Генриетта может сказать что-то новое о папе, мне стоит ее найти.

Дверь в квартиру открывается, и Роджер бросает свою спортивную сумку в прихожую.

– Готова? – спрашивает он.

Смотрю на Эстель, потом снова на него. Я только что откусила первый кусочек изысканного сыра фонтина и омлета с зеленым луком и сейчас переложила его за левую щеку.

– Кто, я?

– Ага. Чарли сейчас на месте, но в полдень уже уходит.

– Роджер, она ест, – упрекает Эстель.