Хозяйка болот

Вхожу в поворот и внезапно попадаю в карман прохладного воздуха – долгожданное облегчение среди жары и духоты. Но длится оно недолго. Я тянусь к веслу и слышу инструкции отца: «Вот так, Лони Мэй. Потянись вперед и греби к себе. Надави верхней рукой и сделай нижнюю точкой опоры. Теперь скользи».

Прошмыгнув мимо зарослей тростника, я замедляюсь и выглядываю султанку (Porphyrula martinica). Мой отец называл ее прудовой курицей. Никакое чучело не может передать то, как это существо невесомо ходит по кувшинкам и плавающим тростникам. В конце концов, именно затем я и пришла – уловить мякотку лиловой прудовой курицы. Осматриваю каждый куст камыша, дикого риса и сорняка. На мгновение единственный звук, что нарушает тишину, – плеск весла и воды. А вот и камышницы, родичи султанок, плавают вокруг меня. Клювы у них белые, а перья черные, тогда как у султанок синие, фиолетовые и радужно-зеленые. Птицы разражаются кудахтаньем. «Смеются над нами, паршивки», – говорил папа.

«Уходи, – сказала Эстель, – не будешь терять связь с реальностью». И что именно она имела в виду?

Я замечаю среди камыша араму, журавля, что тыкает своим похожим на пинцет клювом в грязь в поисках улиток. Их называют плакальщиками из-за пронзительного звука, который они издают, пытаясь заманить пару в свое гнездо. Звучит почти как детский плач. Я делаю быстрый набросок длинных ног и тонкого изогнутого клюва, пестрых коричневых и белых перьев. Затем плыву дальше.

Делаю еще один поворот и вижу рыбацкий лагерь, похожий на лагерь моего отца, – старое белое деревянное здание на сваях. Однако это не может быть тот самый. Наш давно бы сгнил и упал в воду. Тем не менее я вытаскиваю каноэ на берег.

Вокруг никого. Расположением лагерь отличается от нашего старого места, но я толкаю дверь, и она открывается легко, без скрипа.

На полу веранды блестящий слой краски.

Я иду в переднюю комнату, но слышу что-то позади себя, низкий голос, поворачиваюсь и вижу через экран человека, склонившегося над моим каноэ. Черт, я в его доме, и, если у незнакомца есть оружие, он может меня застрелить на законных основаниях. Как можно тише проскальзываю вглубь, чтобы посмотреть, нет ли кухонной двери там, где располагалась наша. Ступаю на скрипучую половицу, и мужчина вскакивает, глядя в мою сторону. Его белые волосы взметаются.

Тот самый старик с парковки. Я спотыкаюсь, нахожу кухонную дверь и спускаюсь по трем ступенькам на влажный песок. Выглядываю из-за угла дома. Старик вернулся к осмотру моего каноэ, и я не хочу его пугать. Отхожу на некоторое расстояние от стены дома, а затем, чтобы показать, что не причиню вреда, окликаю: «Привет!»

Мужчина быстро распрямляется, его глаза блуждают по всему моему лицу и дальше. Пусть он стар и, возможно, не в себе, но все же крупнее меня.

«Я Лони, маленькая и кроткая», – хочу сказать я.

Он кивает, как будто услышал мою мысль. Когда его лицо расслабляется, у меня возникает то же ощущение, что и раньше, на парковке, как будто мы знакомы. Старик оглядывается на мое каноэ.

– Откуда у тебя этот кусок дерьма?

– Знаю, не самая красивая лодка. Взяла ее в аренду, – улыбаюсь я.

Он поворачивает глаза в мою сторону.

– Сукин сын Адлай Бринкерт всучил тебе этого монстра?

– Его правда так зовут? – Я изучаю лицо старика.

– Ты слышала, что я сказал тебе в прошлый раз, да?

С минуту молчу. «Папаша… в болоте…»

– Ты меня не признала, – рычит старик.

– Нет, сэр.

– Пошли, – говорит он и шагает к дому, из которого я только что улизнула.

Топчусь на месте. Старик придерживает сетчатую дверь.

– Ступай сюда, дите!

– Мне надо… – указываю на каноэ.

– Да никто его не украдет. Заходи!

Поднимаюсь по ступеням как овца на заклание.

Он ведет меня в заднюю комнату с раскладушками, такими же, как в нашем старом рыбацком лагере, и указывает на стену.

– Узнаешь? – В рамке висит карандашный рисунок скопы. – Хранил, все ждал, когда ты прославишься, но чего-то не задалось, а?

Поворачиваюсь и смотрю ему в глаза. Санитар назвал старика Нельсоном. «Спорттовары Нельсона».

– Мистер Барбер?

Он широко улыбается. Сразу за правым клыком не хватает зуба.

– Но никому ни звука, что меня видела. Ни единой душе, слышала? – Старик хватает меня за руку и сильно сжимает. Его лицо вновь выражает тот дикий страх, что я видела на стоянке.

– Хорошо, конечно. – Я поглядываю на дверь. – А почему?

– Они меня убить хотят, вот почему! Слишком много знаю.

– О чем…

– Ты просто хорошенько учись, девочка, и убирайся из города, пока за тобой тоже не пришли. Бороться с ними невозможно! Если попадешься, они начнут с того, что вырвут тебе все зубы. – Он указывает на дырку во рту. – Это их камера пыток. Слишком легко кончить, как мой друг Джордж Вашингтон, с полным ртом зубных протезов. Знаешь, что можно вставлять жучки в пломбы?

– Нет, я этого не знала. Мистер Барбер, помните, на днях на стоянке вы сказали что-то о моем отце, – я сглатываю, – что он плавал…

– Лицом вниз, верно, и тебе лучше ходить и оглядываться, а то…