Хозяйка болот

– Хочешь сказать, она ставила грязную посуду в шкафы и никто этого не замечал? Эх-х-х. – Я слезаю с табурета, чтобы прополоскать тряпку.

– Послушай, Лони, мы постоянно убирали за твоей мамой, но не смогли уследить за всеми ее странными привычками, – отзывается Тэмми из-за спины.

Бросаю тряпку в раковину и стягиваю перчатки.

– Правда, Тэмми? А она так ярко расписывает твои странные привычки.

Фил наклоняет голову, глядя на меня.

– Мне нужен перерыв, – объявляю я.

– Да, нужен, – кивает брат.

Снаружи солнце падает на болото желтыми лучами, словно огни софитов. Я лезу в машину, беру альбом для рисования и карандаш, затем иду к моему дубу, касаюсь коры и смотрю вверх. Решение приходит спонтанно, я просто засовываю альбом за пояс джинсов, зажимаю карандаш зубами и лезу наверх.

Хоть я и выросла, все равно помещаюсь на ровном месте, где самая толстая ветка встречается со стволом.

Листья трясутся вокруг меня, тонкие линии собираются на странице: болотная трава гнется на ветру. Далекий вой мотора напоминает рев старого отцовского грузовика. Прежде чем папа стал брать меня на болота, я ждала его здесь, ловя жужжание его маленькой лодки, которое вдалеке было не громче комариного писка.

Он появлялся в поле зрения и снова исчезал за высокой травой, следуя извилистому водному пути, пугая белую цаплю.

Когда отец был уже почти у причала, я слезла с дерева и побежала к нему. Он поймал меня за талию и понес на бедре боком, как мешок с кормом. Сквозь развевающиеся волосы я видела зеленую лужайку.

Он притворился, что шатается, хотя я мало весила. Дома папа поставил меня на ноги.

– Ладно, хватит, мисс Кожа-да-кости.

Мама сошла с заднего крыльца.

– Колючка, – упрекнула она, коснувшись отцовского щетинистого подбородка.

Папа нагнулся и потерся о ее щеку своей.

– Еще скажи, тебе не нравится.

– Иди побрейся, – велела она, пряча улыбку.

С одной стороны моего альбома – болотная трава, белая цапля, лодка, мягко бьющаяся о причал. С другой стороны – ступени крыльца и женская рука на морщинистой щеке. Я засовываю альбом обратно за пояс и сползаю вниз. Вытащив шланг и полив мамины травы, чувствую, что готова вернуться в дом, и поднимаюсь по лестнице в мамину комнату. Сколько же еще предстоит упаковать. Фил стоит у окна и смотрит на болото, и я присоединяюсь к нему.

– Как же тошно, – говорю я.

– Я знаю. – Он кладет запястье мне на плечо.

– Помнишь Арнольда?

– Ты про броненосца? – улыбается брат.

– Он был так счастлив у нас под крыльцом.

– Лони, Арнольд сбежал в лес около двадцати лет назад.

– Он и его потомство, – уточняю я. – Помнишь, как ты таскал туда обогреватель, чтобы согреть Арнольда?

– Мама была не слишком рада.

– Ты решил спалить дом из-за этого уродца? – говорю я маминым голосом.

Мы оба улыбаемся, а потом молчим.

– Похоже, новые жильцы будут хорошо заботиться о доме, – произносит Фил.

Впервые я слышу в его голосе сожаление. Но это ненадолго. Брат убирает руку с моего плеча и поворачивается, и мы возвращаемся к нашим делам.

Днем я настаивала, что надо упаковывать все по категориям и использовать надлежащие материалы, но к шести часам просто сваливаю хлам без всякого порядка, заворачиваю в кухонные полотенца, салфетки и наволочки. Я думала, что раз уж последние две недели мы вычищали дом, то нам осталось упаковать только несколько мелких вещей, но количество предметов, кажется, только растет по мере того, как наша энергия иссякает.

Наконец мы запечатываем последнюю коробку, и вдруг Фил спрашивает:

– Кто-нибудь на чердак заглядывал?

Мы все трое поникаем.

Тащим вниз еще шестнадцать рассыпающихся коробок. К тому времени, когда грузовик и две наши машины забиты до отказа, уже 9:45 и темно. В 10:00 мы подъезжаем к мини-складу, которым предположительно владеет знакомый Фила. Огни сигнализации жужжат от насекомых и освещают гараж по ту сторону прочного сетчатого забора. Никого нет, ворота наглухо заперты.

– Так почему же он называется круглосуточным складом? – уточняю я.

– Ну хранение тут и правда круглосуточное. Просто я думал, что и ворота открыты весь день, – поясняет Фил.

– Твою мать! – Бью по воротам с такой силой, что те трясутся. Моя ругань тонет в шуме проезжающего поезда.

Мимо нас медленно проезжает блестящая черная машина, крутого вида парень с татуировками смотрит в нашу сторону.

– Кто это, черт возьми? – спрашиваю я.

– Не знаю, – признается Фил. – Либо преступник, либо бдительный сосед.

– А во Флориде, – подхватываю я, – даже и не знаешь, что хуже.

Тэмми возмущенно смотрит на меня.

Автомобиль останавливается метрах в ста от дороги, и его огни заднего хода включаются. Каждый из нас забирается в свою машину и трогается с места.

В моем зеркале заднего вида густо татуированная рука высовывается из окна машины, держа что-то длинное и черное. Я молюсь, чтобы это была не винтовка, и жму на газ.

10

1 апреля

Наступает День дурака, и дурацкие розовые пушистые тапки, которые я нашла в гостевой комнате Эстель, тихо шуршат по кухонному полу.