Так мы кружили еще несколько минут. А затем одна из недожаренных жаб оказалась у меня под ногой, и я упала на одно колено. Выкину эти чертовы деревянные боты! Существо оказалось гораздо резвее, и я не успела подняться, как оно толкнуло меня к стене. И нависло вонючим кулем, пытаясь сжать мою шею. Я извивалась, не позволяя взять себя в захват, отталкивая существо. Череп–фонарь, зажатый в руке, только мешал.
Его свет отразился в бляшке на груди существа в тот момент, когда оно уже просто решило задавить меня массой. И навалилось сверху. Зеленый свет выхватил идущие от рук и ног существа к бляшке нити, управляющие им, словно марионеткой, моргнул и погас Фонарь начал рассыпаться в руках, отработав свое время. Уперевшись коленями в живот существа, я отбросила бесполезный череп, и схватилась за бляшку. Вытащила нож из рукава и отрезала ее от тела, рассекая управляющие нити.
Существо рухнуло.
Я поднялась с пола, спихивая с себя куски гниющей плоти. Платье опять надо сушить. Чертово существо! Чертовы жабы! Эти твари опять вылезли наверх, и квакали. Было не видно ничего, и я наощупь вытащила запасной воровской фонарь. Зажгла. Прямоугольник на стене никуда не исчез. Я посветила вокруг, желая убедиться, но на других стенах тоже не было видно никаких символов, как и на полу и на подиуме. Странно.
Снаружи раздались громкие звуки, словно около лавки остановилась целая толпа. Гомон людей и пофыркивание лошадей проникли в темное помещение подвала даже через запертую дверь.
Я поднялась по ступенькам и замерла, не решаясь открыть. И услышала громкий голос, зачитывающий приказ Соверена.
«Это здание никому не принадлежит и пришло в негодность. Волей Императора его следует снести!» — это они, надеюсь, про соседнее здание? — «С этого дня лавка алхимика «Синий вереск“ прекращает свое существование!» — а нет, про это. Ну да с моей удачей…
Нажав рычажок под челюстью фонаря, я включила режим невидимости. И повернула ручку двери. Дверь открылась. А я‑то подумала, что она заперта! Или это со смертью существа замок сам открылся?
Не важно. Я попыталась шагнуть, но моя обувь в чем–то увязла. Глянув вниз, я увидела, что лестница подо мной стала отчетливо проседать, я словно лезла вверх по мягкому песку. Кое–как выскочив на первый этаж, я тут же понеслась на второй.
А навстречу мне — рой летучих мышей, живших под крышей.
Дом оседал. Как оседает безе, опущенное в воду. Плавился, как шоколадная фигурка в горячих пальцах. Под крышей, слава богу, кроме мышей, никого не было. Я подхватила валявшуюся здесь же табуретку и высадила небольшое окошко. Оно рассыпалось с мягким шелестом. Прыгнула следом — благо и высота была небольшая, и выходило это окно на другую сторону от фасада. Его я заприметила, еще когда осматривала дом снаружи. Встречаться лицом к лицу с горожанами в мои планы не входило. Оказавшись на земле, я сразу же нырнула в тень соседнего дома. Провела ладонью по гладкой кости, отключая фонарь.
Ладонь жгло. Я посмотрела на нее, и там, видимый даже в лунном свете, темнел отпечаток бляхи. Куда же я ее сунула?
Нож обнаружился там где и надо, в рукаве. Я провела неповрежденной ладонью по поясу — ничего. Открыла кошель — и точно, вот она, вместо фонаря поблескивает металлом. Вытащила ее из кошеля, присмотрелась. На светлом фоне раскрыла крылья черная птица.
Вот и весь мой улов и награда за исследование лавки.
Домой я вернулась, когда часы отбили на весь город три часа. Раз лето — то три часа утра. В ящике опять лежала пачка писем. Сами они там что ли появляются? Что–то я не заметила здесь почтовой службы.
Лошадь Никко завозилась и фыркнула. Я подошла к ней, и успела заметить темную фигуру, что–то кинувшую в мой ящик для корреспонденции за моей спиной. Фигура тут же скрылась в ночной темноте. Вытащив письмо, я вернулась домой. Дома было пусто и тихо.
На конверте стояла сургучная печать с гербом герцога Сенье. Ну что ж, почитаем, что он желает мне сообщить. Внутри конверта была записка, и корявым детским почерком было написано:
Мои губы сами раздвинулись в улыбке. Какое сплошное умиление! Нет, правда. Похоже, это играет ребенок. Увидел хозяйку кладбища, вообразил себя «рыцарем на белом коне» и понесся причинять добро и наносить справедливость.