Хозяйка Кладбища

Отправив всех трех существ искать кости и черепа, я забралась на телегу Никко и потребовала вернуть меня в город как можно быстрее — до закрытия ворот оставалось всего ничего.

Телега остановилась около кузницы — Рауль все еще не ушел домой, а сосредоточенно полировал какую–то железяку. Как и в прошлый раз, перед свиданием я купила пирог. И теперь с удовольствием наблюдала, как Рауль его ест, между глотками успевая похвалить мои таланты.

— И не забудь завтра все–таки явиться на собрание в Совет, — заметил он, когда я уже собралась уходить.

— Зачем? — удивилась я.

— Так ты же теперь городской Писарь, — ухмыльнулся он. — А я, как твой начальник, жутко не люблю, когда мои работники отлынивают! Так что не вздумай прогуливать, — сказал он с добродушной улыбкой.

А ведь и вправду, я вчера же подавала на должность. Но работы на кладбище было так много, что я только отмахнулась от выпавшего вызова, да и от таймера тоже. И теперь придется разбираться с последствиями.

— а что за обязанности у меня будут? — решила заодно узнать я.

— Вот завтра и узнаешь!

На этом и пришлось удовлетвориться.

Дома меня ждало очередное послание от службы подарков для объектов ухаживания. Благо, за те две неарендные могилы мне все же заплатили, так что я несколько неуверенно отправила один из подарков. Сегодня там предлагался кухонный нож за триста марок, сборник стихов за шесть сотен, и карта сокровищ за две с половиной тысячи.

И тут же была обрадована изменением срока на шкале в интерфейсе — остался всего год. Значит, два года за подарок — неплохо.

Но тогда получается, что моя помолвка — уже завтра!

А я даже близко не представляю, что тут необходимо делать, и какой ритуал происходит.

— Никко, едем в собор, — попросила я своего возницу. Идти не хотелось — мало ли кто опять пристанет с нападением, и так сил никаких. Болезни вроде подрассосались, да и к ночи стало как будто теплее, но мое платье плоховато защищало от холода. Снова заболеть у меня желания не имелось. Это неприятно.

В прошлые разы я как–то сама добиралась до собора, а утром была несколько не в себе, и потому не замечала дороги. Но в этот раз я села рядом с Никко, и могла насладиться поездкой.

Насколько возможно, конечно. Потому что телега есть телега, и никаких подушек на сиденьях или других средство облегчающих езду по каменной мостовой, а то и просто по земле, не было. Так что я вполне прочувствовала почти каждый ухаб и колею на улицах.

Когда мы уже подъезжали к собору, то вырулили в какой–то переулок рядом с ним. И тут в нас вписался какой–то лихач на фаэтоне, подобном тому, на котором разъезжал герцог Сенье в первый день. Он повернул из–за угла здания, и попытался уклониться от столкновения, но его занесло, и его фаэтон опрокинулся прямо на борт моей телеги.

Тряхнуло.

Я вцепилась в Никко, Никко в какой–то выступ с другой стороны, лошади испуганно остановились. И наша, и те, что несли фаэтон. А дальше началось: ругань возницы, шипение и скуление управлявшего фаэтоном молодчика, фырканье лошадей. Участвовать в этом не хотелось.

— Никко, разберешься с этим, езжай домой, хорошо? — сказала я ему, и направилась к собору. Тут было недалеко — только пересечь небольшой парк позади каменной громады. Остановить меня никому и в голову не пришло.

Я вошла под кованую арку ворот парка, сразу исчезнув в теняз высоких деревьев. За деревьями оказалось неожиданно просторно — и рядами стояли каменные склепы. Так прямо посреди города настоящее кладбище! Только оно, похоже, принадлежит собору и не управляется так, как мое.

Я шла между склепами, и немного трепетала, но страха особо не было, притерпелась к своему кладбищу. Да и мертвецов я уже особо не боялась — живые опаснее. В тени одного из склепов мне почудилось движение, и я замерла. Прижаться к ближайшей каменной стенке — дело секунды, а достать и активировать фонарь — еще одной.

И сразу же по ушам резанул крик.

— Стоять! — со стороны собора выскочили несколько людей с факелами, и кинулись туда, где только что мне почудилось движение. Донеслись ругательства, сверкнуло оружие — похоже, ножи.

— Вы окружены! — пророкотал тот же голос, и затем завязалась потасовка. Между церковными служками, которых возглавлял сам отец Енох, и какими–то неизвестными мне ворами или расхитителями гробниц.

Я только и успела, что активировать режим невидимости на своем фонаре, и продолжила смотреть представление, не высовываясь из своего укрытия.

Служки тем временем взяли в кольцо трех людей, прятавшихся в тени, и вывели на открытое место.

Подошел отец Енох и стянул с головы одного из пойманных капюшон, скрывавший лицо.

— Так–так–так. Кого я вижу, господин Домек Ларуццо… — процедил святой отец. — И что ж вам в такую холодную зимнюю ночь не сиделось где–нибудь в тепле с кружкой пива в одной руке и девкой в другой?

Вор, который когда–то давно притащил меня в логово Милисенты, не ответил, только сплюнув себе под ноги. Служка, державший его, тут же наградил его тычком под ребра, и прикрикнул:

— Тебя спросили, грешник! Отвечай! — и снова пихнул своим наверняка не маленьким кулаком.