В субботу было особенно морозно. Анастасия Васильевна почти бежала к станции, затерявшейся в редком леске за поселком. Поезд опаздывал. На перроне было безлюдно. Одинокий фонарь лил скупой свет. Снег блестел алмазной россыпью. Анастасия Васильевна смотрела на восток. Оттуда должен был прийти поезд. Как долго тянутся минуты! У нее забилось сердце, когда она услышала отдаленный гудок паровоза. Вдали замелькали огни, то появляясь, то исчезая. Поезд огибал рощу. Едет ли Алексей Иванович? А если он не один?.. Ветер рванул шаль, концы ее распустились, но она не чувствовала холода. Поезд с грохотом приближался. Ослепительно сверкали фары паровоза, вырывая из темноты купы берез, толпившихся за перроном. Платформа затряслась, паровоз обдал Анастасию Васильевну горячим дыханием, пробежал вперед и остановился. Фонарь последнего вагона бросил на нее свет. Анастасия Васильевна спряталась в тени путевой будки. Поезд стоял две минуты. Долгими показались они ей. Несколько пассажиров вышли из вагонов. Приехал ли Алексей Иванович? Она с волнением ждала, когда люди приблизятся к будке. Первой шла женщина с чемоданом. Это была бухгалтер леспромхоза, любопытная и словоохотливая, в шубе из рыжих лис — охотничьих трофеев мужа. За нею прошли две женщины с мешками за плечами в полушубках и валенках, мужчина в тулупе, с огромной корзиной. Поезд простучал колесами и пропал в темноте. Не приехал… Какая тишина! Как одиноко, как холодно… И зачем она ходит сюда каждый вечер?..
Поеживаясь от холода, Анастасия Васильевна медленно пошла по перрону и вдруг возле станционного помещения увидела Баженова. Он разговаривал с начальником станции. Радость теплой волной хлынула к сердцу. Приехал!.. Она сделала несколько шагов в его сторону, остановилась и… быстро вернулась назад, к будке. Он не должен ее видеть, здесь, сию минуту. Как девчонка, побежала на станцию…
Идет. Один… Снег хрустит под сапогами. Чем ближе он подходит к будке, тем сильнее бьется сердце. У фонаря он остановился, потер варежкой щеку. Анастасия Васильевна отчетливо видела его лицо: он был в трех шагах от нее. Он надевал варежку на руку и глядел на поселок. Она вглядывалась в его лицо, борясь с желанием подойти к нему и заговорить. Медленно, словно у него болели ноги, Баженов пошел к поселку. Ах, как ему невесело возвращаться домой! Она смотрела, как он уходил, как ветер трепал концы его шарфа, смотрела и не трогалась с места, а он уходил все дальше и дальше. Вот он пересек железнодорожное полотно, повернул к жилым вагончикам и скрылся за ними.
Ветер сердито налетел на будку, сбил с крыши снег. Колючие снежинки посыпались за воротник полушубка. Анастасия Васильевна, не отрывая глаз от поселка, замотала шаль вокруг шеи. На перроне потухли огни. Она почувствовала в душе холод и такое одиночество, что на глазах выступили слезы. Она чужая ему, чужая.
Промерзшая земля гудит под ногами. Месяц выполз из-за туч, озарил поселок неверным светом. Причудливы в лунном сиянии заснеженные березы: огромные белые цветки на молочных стеблях. За складом чернеет высокая труба строящейся электростанции. Анастасии Васильевне надо повернуть налево от склада, но она поворачивает направо, в поселок. Первомайская улица. Одним концом она упирается в лес, другим — выходит, на площадь. Дом Баженова в центре… И все-таки, какое счастье, что он приехал! Завтра она его увидит. И от того, что он здесь, в Хирвилахти, на сердце у нее стало светлее. В поселке мороз не такой злой, ветер помягче. Или ей так кажется: в его окнах нет огня. Видно, устал с дороги, лет спать…
Улицы, дома, редкий огонек в окошке, неполный месяц над поселком, поток голубого света на небе, белая, звонкая земля. «Наш поселок». Я помню, Алексей Иванович, все помню. Спокойной ночи. До завтра…
По накатанному шоссе легко идти. За рекой пустынно, но она не знает страха: привыкла бродить одна по лесу днем и ночью, не боясь ни зверя, ни человека. Чего же бояться в своем поселке? В черном небе мигают далекие звезды. Усадьба лесничества лежит в снегу, светляком блестит огонь лампы в комнате матери. Не спит старенькая, ждет ее. Но что за шорох и хруст слышится из глубины усадьбы? По тропинке к воротам идет человек? Кто это? Куренков?!
— Михаиле Кузьмич, чего бродишь по нашей усадьбе ночью, в такой холод?
Ну и великанище! Головой месяц закрыл. Черный полушубок распахнут, шапка на затылке. Мороз не берет его…
Куренков неожиданно стиснул ее плечи, приблизил свое лицо к ее лицу и, обдавая жарким дыханием, отрывисто заговорил:
— Доколе мне муку терпеть, Настасья. Васильевна? Сними с сердца камень, желанная ты моя. Не могу я без тебя, пойми! Я не парнишка молоденький, стыдно признаваться: который вечер караулю тебя перед усадьбой. Хоть одним глазком поглядеть… Свет не мил, хоть беги из поселка!
Анастасия Васильевна растерянно отступила:
— Что вы такое говорите, Михаила Кузьмич!
— Жизнь мне без тебя — не в жизнь… Давно хотел признаться, да смелости не хватало. Казни или помилуй, только реши ты со мной, прошу тебя…